Однако, известно, что в следующем 1648 году один из кочующих к востоку от Колымы вождей юкагирских родов, «ясачный князец» Нирпа жаловался русским властям в Якутск, что Михаил Стадухин пытался силой отобрать у него жену. «Как тот Михалка Стадухин пошёл с Колымы на море, а взять хотел жену у него в толмачи…» — так звучит та жалоба на языке XVII века.
Едва ли в 1648 году в окрестностях Колымы было много женщин, способных переводить на русский наречия северных берегов Чукотки. Так что можно смело предполагать «любовный треугольник», в котором русский первопроходец и юкагирский вождь боролись за «Дышащую ду̀хами» — чукотскую девушку по имени Кэлевъи.
Зато переводчиц с юкагирского языка в том 1648 году у русских казаков на Колыме было уже две, что в итоге привело к интригам между ними. Нам об этом известно из сохранившегося в архивах Якутска письма «Верхнеколымского приказчика» Василия Власьева, отправленного с берегов Колымы на реку Лену 368 лет назад. «Приказчик» — так в Сибири и на русском Дальнем Востоке тогда называли ответственных за сбор мехового налога — сообщал якутскому воеводе подробности женской интриги, разбушевавшейся в Нижнеколымском зимовье.
Там выучившая русский язык «девочка омоцкая», то есть юкагирская девушка, считавшаяся «ясыркой служилого человека Ивашки Пермяка», рассказала казакам о том, что более старшая юкагирка по имени Онгуто, числившаяся в Нижнеколымском зимовье «толмачом», замешана в заговоре вождей местных юкагирских родов, якобы сговорившихся восстать против русской власти. Однако «приказчик» Власьев сообщал в письме, что по итогам расследования не стал никого наказывать за такие планы «измены» — вероятно, счёл этот донос проявление обычной ревности…
Порой сами переводчицы становились предметом интриг и ссор казачьих отрядов — первопроходцы хорошо понимали ценность «толмача» в походах на неизведанные земли.
Так в 1653 году «якутский служилый человек» Юрий Селиверстов жаловался начальству, что Семен Шубин, начальник Среднеколымского зимовья «не дал ему в толмачи юкагирскую бабу именем Алевайка». В жалобе указывалось, что «та баба прежде сего на море бывала и языки розные знает», и без неё поход с Колымы на Чукотку за «рыбьим зубом» удачным не будет.
В 1656 году знаменитый Семён Дежнёв жаловался начальству в Якутск, что его недавно созданный Анадырский острог остался без переводчицы, так как «толмача юкагирскую бабу Нюрку велено оставить на Колыме реке» с другим отрядом первопроходцев. «Без толмача не мочно розговорить иноземцов», — писал Дежнёв и просил вернуть ему переводчицу: «Чтоб об той бабе толмаче Нюрке государь указал…»
Как видим, даже самые знаменитые первопроходцы не могли обойтись без местных переводчиц. Имена некоторых из них история сохранила для нас, пусть и в тени мужчин-первооткрывателей. Однако, из документов XVII века большинство таких женщин известны нам даже не по именам и прозвищам, а по их принадлежности к определённому мужчине. «Толмач казачья жёнка Офоньки Шестакова», «чюхочья девка промышленого человека Фомки Пермяка», «якуцкая баба Федота Алексеева» — вот и всё что мы сегодня можем вспомнить о тех женщинах, которые прошли с русскими первооткрывателями многие тысячи вёрст по тайге, тундре и льдам Северного океана.
Глава 21
«Заслуживать вины свои» Курилами
В истории отечественных первопроходцев, помимо подвигов и открытий, было немало горя и откровенных трагедий. Но даже на общем суровом фоне, без сомнения, самой драматичной выглядит биография Ивана Козыревского, первого русского исследователя Курил и далёкой Японии. Внук и сын ссыльных, ребенком переживший смерть матери от рук отца, всю жизнь воевавший и скитавшийся по самым диким краям, поднимавший мятежи и подавлявший восстания, мечтавший основать первый монастырь на Камчатке и умерший под следствием в московской тюрьме…
Расскажем об этой трагической судьбе и первых русских походах на Курильские острова.
Будущий первопроходец самых восточных рубежей современной России родился в Якутске на исходе XVII столетия. Век первопроходцев, всего за два-три поколения освоивших огромное пространство от Урала до берегов Тихого океана, к тому времени заканчивался. Иван Козыревский это, пожалуй, последнее поколение тех, кого принято назвать «первопроходцами».
Дед Ивана оказался на берегах великой реки Лены не по своей воле. «Из шляхетства польской породы», как писалось в документах тех лет, он попал в русский плен во время войны за Смоленск ещё в 1654 году. В ту эпоху Якутский острог уже стал местом ссылки, сюда же, на противоположный край континента отправили тогда немало пленных — бежать посреди тайги им было некуда, и здесь они волей-неволей становились верными «служилыми людьми» русского царя. Среди таковых оказался и молодой Фёдор Козыревский.