Оленья кавалерия или смерть от кота своего...

От властей мятежный есаул Козыревский получил две медные пушки, запас пороха и даже одну нарезную пищаль. С ним в поход на Курилы в апреле 1713 года отправились 55 казаков, в том числе его брат Пётр, и 11 аборигенов-«камчадалов». Лодки опять строили сами, паруса и снасти изготовляли из местной крапивы по обычаю ительменов и айнов, которые умели плести ткани из этой жгучей травы.

Подробности того похода до наших дней не сохранились. Привезенные с Курил записи Козыревского и созданный им первый в мире «тем островам чертеж, даже и до Матманского острова» (так изначально русские именовали японский Хоккайдо) в 1714 году отправили в Якутск вместе с огромным соболиным «ясаком», собранным на камчатских землях за несколько лет. Но по пути с Камчатки караван разграбили (см. главу 15-ю) соблазнившиеся его меховыми богатствами юкагиры, прежде воевавшие в союзе с русскими против коряков. Вместе с похищенными соболями и лисицами пропали и подробные документы Козыревского о походе на Курилы…

Лишь в 1726 году, когда государство Российское готовило для исследования Дальнего Востока большую экспедицию Беринга, бывший есаул Иван Козыревский вновь сделал изложение сведений, собранных им на Курилах, а так же вновь составил карту, «Чертеж Камчатского Носу и морским островам». Именно Козыревский первым зафиксировал имена основных островов Курильского архипелага в почти привычном нам виде — «Сияскутан» (Шикотан), «Пурумушир» (Парамушир), «Онникутан» (Онекотан), «Шумчю» (Шумшу), «Ытурпу» (Итуруп) и т. д.

Козыревский дал краткое, но весьма точное описание географии, флоры и фауны островов. Описал местных жителей, «курилов», их быт и нравы, и даже особенности навигации между разными островами. Упомянул и действующие на островах вулканы, например один из клочков суши подписал на карте так: «Остров Араумакутаи, горит и люди не живут. На нем находится огнедышущая гора…» В переводе с языка айнов «Хар ум котан» означает «Остров лилий». Этот остров, на современных картах обозначенный как Харимкотан, представляет собой надводную часть вырастающего с морского дна огромного вулкана, действующего и ныне…

Именно Козыревский первым из русских доподлинно выяснил, что к югу за Курилами действительно лежит «многолюдная земля Нифонт», то есть Япония. Он же, ни разу не побывав в этой стране, сделал первое русское писание Японии — на удивление ёмкое и точное. В своих описаниях, Козыревский опирался на сведения, полученные от аборигенов южных Курил и нескольких японцев, которые в разные годы попали в качестве пленников к ительменами и айнам.

Козыревский даже описал остров Хонсю, крупнейший в Японском архипелаге. Некоторые перечисленные им города и сегодня легко можно узнать на современной карте, например город Осака, в записи Козыревского «Узака». Вполне правильно передал Козыревский и старое название японской столицы — «Эдо». Не забыл упомянуть, что «Нифонское государство» богато шёлком и хлопковыми тканями, тогда редкими и ценившимися на Руси. Словом, Ивана Козыревского можно вполне обоснованно считать первым отечественным японоведом.

Впрочем, в 1726 году уже не было никакого Ивана, бывшего мятежного есаула. Карту Курил и Японии составлял «монах Игнатий», один из первых «схимников» Камчатки.

Первый хлеб «монаха Игнатия»

Ещё осенью 1716 года Иван Козыревский стал монахом и получил новое имя — Игнатий. Постриг провёл архимандрит Мартиниан, первый православный священник, оказавшийся на Камчатке, и вскоре убитый аборигенами, которым он не слишком успешно проповедовал христианство. Бывший мятежный есаул, ставший монахом Игнатием, основал на севере полуострова возле устья реки Камчатки «Успенскую пустынь», часовню и келью.

Тем самым Козыревский вновь войдёт в историю — не только первым монастырём на тихоокеанском побережье, но и первыми попытками пахать землю и сеять хлеб на Камчатке. Первая пашня возникла именно здесь, стараниями «монаха Игнатия» и его пленников из ительменов, айнов и японцев. Как и все выжившие на Камчатке первопроходцы, Иван Козыревский обзавёлся не только меховыми богатствами, но и «погромными холопами», то есть пленёнными в бою, ставшими его крепостными.

В 1720 году «монах Игнатий» впервые, со времён ссылки отца, вернулся в Якутск — казалось о былом мятеже на Камчатке все забыли, монах приехал добиваться официального статуса монастыря для своей тихоокеанской «пустыни», привезя с собой ценных мехов на огромную по тем временам сумму в три тысячи рублей. Это путешествие на запад вызвало ссору братьев Козыревских — Пётр отговаривал Ивана покидать Камчатку, опасаясь, что былой мятеж ему обязательно припомнят. Но, даже став «монахом Игнатием», Иван остался лихим и рисковым первопроходцем, привыкшим к войне и смерти. «Цареубийцы, и те живут у государевых дел, а не великое дело на Камчатке приказчиков то убивать…» — ругался он с братом, намекая на смерть царевича Алексея, сына Петра I. Столь неосторожные слова сохранят для нас доносчики того века, слышавшие спор братьев.