Ольга Ермолаева

Из зеленого садочка Соловейко вылетал, Сизы перья выронял. Мы кого же будем звать, Мы кого же приглашать, Во зеленый сад гулять, Сизы перья собирать?

Яша выходил в круг и щеголевато прихорашивался. А девушки улыбались и пели:

Вы пожалуйте, и Яков, Вы пожалуйте, Семеныч, Во зелёный сад гулять, Сизы перья собирать.

Яша важно подкручивал свои черные усы, поблескивая глазами, и присоединялся к хору девушек:

Право, девицы, нельзя, Право, красные, недосуг, Мне серьезно, время нет.

Он разводил безнадежно руками:

Мне на бал одеваться Время валес танцовать. Уж мы валес потанцуем, Мы всех девиц поцелуем, А второе протанцуем, Всех красавиц расцелуем.

Все смеялись, смотря на Яшу. К нему выходила девушка. Он осматривал ее со всех сторон, скептически улыбался, пожимал плечами и, вытерев губы рукавом рубашки, целовал. Потом шел важно к невесте.

Но и тут Яша не обходился без какого-нибудь «фортеля». Раз он поцеловал Ольгу и сунул ей в руку горсть медных пятаков. Пятаки со звоном посыпались из ее рук и покатились в разные стороны по полу. Все забегали, со смехом, с криками начали поднимать их. Ольга от души смеялась.

Когда все разошлись и Ольга вышла проводить жениха до ворот, он сказал ей, прощаясь:

— А все-таки ты напрасно увлекаешься этим шутом гороховым...

— Каким?..— тревожно спросила она.

— Яшкой Кулагой.

— А чего он такое сделал?..

— По-моему, насмешка... Ему эти пятаки даром не пройдут. Я ему скажу, чтобы он знал край, да не падал. Пусть он там, где угодно и как угодно шутит, а здесь я не позволю над тобой смеяться.

Ольга стала уверять, что это просто шутки, что она не обиделась, но Николай ее прервал:

— Ну, ты очень проста... Прощай...— и ушел.

Ноябрьская ночь была теплая и тихая, но Ольге вдруг стало холодно. «Какой же он все-таки гордый. Не умеет понимать простые, безобидные шутки».

Настал день дарить девушкам цветы — «девью красоту». Ольга чувствовала, как к сердцу подкатывает какой-то тяжелый ком.

Девушки дружным хором запели:

Уж как пойдите вы, мои подружки, Во зеленую во дубравушку, В лес по ягодки, Поприме-етьте, мои голубушки,

Что мою-у-то девью кра-асоту. Если будет моя девья кра-асота Что на я-аблоньке да на душисты-ыей, То житье-о-то мое-о будет хорош-о-ое. А если бу-удет моя-а девья кра-асота-а На кудря-авой да-а на бере-озоньке, То житье-о-то мое-о будет хорош-о-ое. А если бу-у-дет моя девья кра-асота Да на го-орькой-то на оси-инушке, То житье-о-то мое-о будет горе-го-орькое-е.

Ольга подала пунцовый розан самой молоденькой девушке, почти подростку, взглянула на нее, вспомнила свое детство и зарыдала.

Три эти дня Ольга была точно в тяжелом угаре. Она, как безвольная, выполняла, что ей приказывали.

Наступил день венчания. Ольгу одели, заплели ей косу и поехали в церковь. Она смотрела на седенького маленького попа с бойкими глазками обезьяны, слушала его надтреснутый голосок. Он спросил ее:

— По желанию идешь?

Она безмолвно опустила голову. Она не видела рядом с собой жениха, она лишь ощущала прикосновение его плеча, его руки, когда повели их вокруг аналоя, не видела разряженных женщин возле нее. Только дрогнуло сердце у нее, когда дьячок громко и внушительно провозгласил:

— А жена да убоится своего му-ужа-а!

Потом ее увели в церковную сторожку. Незнакомая женщина с пухлым дряблым лицом расплела ей косу и заплела две косы.

Ольга не помнила, как приехала в дом Сазоновых. Ее посадили за стол рядом с Николаем. В комнате было шумно. Стучали вилки, ножи, тарелки, звенели рюмки, кругом стоял несвязный говор, кричали:

— Горько! Горько!

Они вставали и целовались. А перед ними пестрым хороводом двигались разноцветные платья, раскрасневшиеся лица, бороды, посреди комнаты пожилая женщина в шелковом платье колоколом кружилась, прищелкивала пальцами и пела пронзительно-визгливым голосом:

Первая заботушка — Свекор да свекровушка, А втора заботушка — Деверь да золовушка, Третья ли заботушка — Муж удала голова. Их ты, но-о!..