Ольга, княгиня русской дружины

Пленницу они привезли в челне, и теперь она сидела в старой бабкиной бане, надежно запертая. В Лосяшках было всего девять дымов, и вся родня собралась к Оладье решать, что теперь делать. Всем, кто еще не видел, очень хотелось посмотреть навку. Это ж какое событие: сто лет их встречал только какой-нибудь сват материного брата жены или младший деверь бабкиной золовки из самой дальней веси, к тому же давно померший. А тут она прямо здесь!

– Пока не потрогаю – не поверю, – ухмылялся стрый Тетерка.

– Сам поймай, тогда и трогай, – смеялся Оладья.

– Да точно ли навка? – сомневались родичи.

– А кто еще? – отвечал гордый Коровай. – Мы всех девок волости знаем, нет поблизости такой. Откуда ж ей еще взяться, как не с болота? Коса – во! Платье – белое. И платок, платок! Я как взял у ней платок, она сразу и присмирела.

Насчет «присмирела» Коровай немного приврал: по дороге навка, правда, не пыталась перевернуть челнок и соскользнуть назад в воду, как они боялись, но зато они с батей узнали много новых ругательных слов.

– Что же думаете делать с ней? – опасливо спрашивала тетка Ходилица.

– В жены возьму! – гордо заявлял Коровай. – Не нужны мне всякие… которым и венок нехорош, и другие, вишь, пляшут лучше! И без вас обойдемся! – Он мстительно глянул на север, где обитала за лесом чересчур привередливая по части женихов рыбацкая дочь. – Мы себе получше найдем!

– Да неужто не боишься? – ахнула его мать. – Говорю тебе, отец: пусть братья к Коростеличам съездят, у них девок полно – отдадут, и еще спасибо скажут! Зачем тебе, сыночек, эта дрянь болотная?

– Может, она на ночь в лягуху оборачивается! – поддакнул младший брат.

– Всяко утро будешь весь мокрый вставать! – ржал стрый Тетерка, но это он, конечно, от зависти.

– Выпьет она из тебя силу, иссушит, загубит!

– Да не загубит! – поддержал сына Оладья. – По ней видать – здоровая девка! Нам работница такая пригодится!

– Да ведь приданого за ней – одна трава болотная!

– А может, она знает, где золото обринское! – Сестра, Купалка, вытаращила глаза. – Найдет нам – вот разбогатеем!

– Да убежит ведь!

– Не убежит! Главное дело, платок ее получше спрятать! Ты, мать, нипочем ей не отдавай платок, как бы ни просила!

– Смелый ты, братец! – восхитилась Купалка. – Мне вот дай в женихи Осиновца – нипочем не пошла бы, хоть он прямо с тем золотом приди!

Но потом с собрания отцов явился дед Доброчай, старший в роду. И все эти мечты закончились.

– Молод Коровайка еще жениться! – отрезал дед. – Обождет годок-другой, авось женилка не отсохнет. А навку мы… заместо дани отдадим.

– Чего? – изумилась вся родня.

– А того! За все Лосяшки на два года расплатимся, да еще на третий чуток останется. На те куницы мы тебе лучше хозяйство справим, тогда за тебя любая девка пойдет-побежит, – втолковывал Доброчай обиженному внуку. – И платки ховать не придется.

* * *

Ближе к вечеру ее наконец покормили. Соколина тогда была уже совсем обессилена – долгой трудной дорогой, неудобным ночлегом, холодом, голодом и жаждой. Но вот дверь бани, подпертую снаружи, отворили, вошли две бабы, две девки и парень – не тот, что ее поймал и чьим поясом у нее до сих пор были стянуты запястья.

– Не бойся, деточка, – умильно сказала ей старшая из баб, улыбаясь до ушей, но видно было, что ее саму трясет от страха. – Мы тебе зла не сделаем. Хочешь, развяжем тебя, покормим…

– Хочу! – рявкнула Соколина тихим, но свирепым голосом. Этого она в любом случае хотела. – И если вы меня сейчас в нужной чулан не выведете, налью прямо вам в бане!

Пока ее водили за угол, вокруг стояло с десяток человек – что твой частокол, горшков на головах не хватает! Еле укрылась в вялой крапиве, но, в общем, ей было уже все равно. Когда вернулись, на лавке стояла криночка молока, лежал серый хлеб и печеное яичко. Отрок уже растапливал печь.

– Ты поешь, – приговаривала баба, пока Соколина, давясь от жадности, уничтожала угощение. – Потом попаришься… одежу тебе получше справим…

Соколина слушала, насколько это не мешало жевать. Яйцо она едва не проглотила вместе со скорлупой.

– А потом? – пробурчала она с набитым ртом. – Чего делать будете?

– А мы… Наши мужики к твоей родне хотят послать, выкуп попросить.

– К родне? – Соколина вытаращила глаза и даже перестала жевать, боясь подавиться.

Откуда им знать о ее родне? И кого они считают за ее родню?

– Ну, у вас же там много богатства разного лежит… – Баба, стесняясь говорить прямо, помахала рукой в сторону болота. – Может, дадут нам малость… Горшок-другой… А мы тебя тогда назад и свезем.

Богатства там лежат, да. «Трое нас – я, Доброй да Пресиян, – вспомнилось Соколине. – В яме мы».