Ольга Седакова в Журнальном зале 1997-2011

В юности я по множеству раз перечитывал Достоевского, Шекспира, русскую классику, очень любил английскую литературу. И вот однажды мне пришла в голову мысль: ведь самые лучшие произведения мировой литературы являются описанием ошибок тех персонажей, которые изображены в этих книгах. “Царь Эдип” — роковая, фатальная ошибка Эдипа; “Гамлет” — гениальное описание ошибки Гамлета; “Король Лир” — тут уже просто хрестоматийно; “Евгений Онегин” — убийство Евгением Ленского и его неспособность оценить великую душу Татьяны Лариной; “Преступление и наказание” и т.д.

Эти произведения заканчиваются катарсисом —перед смертью или перед кризисом человек нечто прозревает, подходит — но только подходит — к какой-то высшей ступени, но как раз у этой ступени роман или трагедия кончаются. И я подумал: а где же положительный опыт человечества, где его искать? Или мы имеем только опыт ошибок: гениальные — подчеркиваю, нисколько не собираюсь умалять значения названных и многих других произведений, действительно величайших созданий человеческого духа — описания ошибок людей? И накоплен ли вообще человечеством положительный опыт и есть ли книги, в которых он собран? Не в области точных или прикладных наук (ботаники и агротехники), а именно в области духа?

Конечно же, подобные попытки были. Пробовал Николай Васильевич Гоголь написать второй том “Мертвых душ” — мы знаем, чем это закончилось. Пробовал и социалистический реализм создать образ положительного героя, и это закончилось ничем. Следовательно, художественное произведение, аппарат, которым пользуются писатели, не имеет потенциала, не имеет возможности для того, чтобы описать такого рода опыт человека. Не получается — или получается нечто такое, чему не веришь. Причем, многие из названных (и неназванных) великих писателей ставили своей целью изобразить именно положительного героя, пример для подражания, образец. Но не получилось — именно потому, что они были гениальными писателями.

На самом деле такой пласт духовного наследия существует. От него были насильственно отторгнуты целые поколения наших соотечественников. Это так называемая святоотеческая литература — жития святых, подвижнические, аскетические опыты — когда героем и самого произведения, которое читаешь, и, если можно так сказать, самой жизни становишься ты сам — и постепенно идешь по пути, который предлагают евангельские заповеди, который предлагают святые отцы. К этому порогу могут своими произведениями подвести наши великие писатели — дальше начинается восхождение, не доступное описанию средствами художественной литературы.

Множество людей, вновь пришедших сейчас в Церковь, сумели сделать это с помощью наших великих классиков, которые заставили их задуматься, которые заставили их понять, что “вечные вопросы” — вопросы бытия, жизни и смерти, существования Бога, добра и зла — совершенно, на первый взгляд, не прагматичные, от которых можно легко отделаться, являются на самом деле самыми главными в жизни.

Это не означает, что мы сейчас, начав читать святых отцов — Игнатия Брянчанинова, Феофана Затворника, авву Дорофея или Антония Великого, — сразу же станем резко набирать духовную высоту. Но на что реально можно надеяться, так это на то, что мы осознаем всю глубину падения человека, свое собственное падение, страшную реальность человеческой души — и тут уже начинается совершенно другая жизнь, которая как раз и не описывается средствами художественной литературы, даже той, которую мы называем великой классикой.

Что же касается собственно литературы, то сегодня очень часто ее призывают рассматривать безотносительно к ее духовно-нравственному содержанию, а по чисто эстетическим критериям.

По этим критериям можно высоко оценить и так называемую “разрушительную” литературу — произведения Кафки, Джойса, Беккета. Еще Пушкин писал: “Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья”. И порой те произведения, которые грозят душе человеческой гибелью, омертвением, укоренением в самых низменных, страшных “ценностях” — сами по себе могут быть весьма эстетичны.

Таланты даются человеку, и человек может их приумножить. Но смотря кому он эти таланты отдаст: Богу или дьяволу. Слово и художественное творчество обладают особой силой, но за них несут и особую ответственность. “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется” и в этой жизни, и в будущей. Спаситель сказал, что за каждое праздное слово человек даст ответ на Страшном суде. Зло и разрушение могут быть красивы, могут нести в себе некую эстетику, но для того и дан человеку разум, и жизнь дана — чтобы понять, что к чему. Человеческое существование на земле временно — зато, как человек прожил, чем он наполнил свою душу, с чем неразрывно сочеталась она, какие образы и какие силы оказались привиты к ней в течение жизни — от этого зависит и будущая участь человека, абсолютно неизбежная для каждого — и эстета, и простеца, и атеиста, и верующего. В первую очередь, замечу, — и жестче всего — отвечать придется людям верующим как познавшим эти духовные законы.