Ольга. Запретный дневник.

Иванушка, возлюбленный,

светлей и краше дня, —

потопленный, погубленный,

ты слышишь ли меня?

Оболганный, обманутый,

ни в чем не виноват —

Иванушка, Иванушка,

воротишься ль назад?

Молчат березы кроткие,

над омутом горя.

И тоненькой решеткою

подернута заря…

2

Голосом звериным, исступленная,

я кричу над омутом с утра:

«Совесть светлая моя, Аленушка!

Отзовись мне, старшая сестра.

На дворе костры разложат вечером,

смертные отточат лезвия.

Возврати мне облик человеческий,

светлая Аленушка моя.

Я боюсь не гибели, не пламени —

оборотнем страшно умирать.

О, прости, прости за ослушание!

Помоги заклятье снять, сестра.

О, прости меня за то, что, жаждая,

ночью из звериного следа

напилась водой ночной однажды я…

Страшной оказалась та вода…»

Мне сестра ответила: «Родимая!

Не поправить нам людское зло.

Камень, камень, камень на груди моей.

Черной тиной очи занесло…»

…Но опять кричу я, исступленная,

страх звериный в сердце не тая…

Вдруг спасет меня моя Аленушка,

совесть отчужденная моя?

1940

"Откуда такое молчание?.."

Откуда такое молчание?

О новый задуманный мир!

Ты наш, ты желанен, ты чаян,

Ты Сердца и Разума пир.

Откуда ж молчанье на пире?

И чаши с вином не стучат,

И струны безмолвны на лире,

И гости, потупясь, молчат.

Финляндия

1940

"О друг, я не думала, что тишина…"

О друг, я не думала, что тишина

Страшнее всего, что оставит война.

Так тихо, так тихо, что мысль о войне

Как вопль, как рыдание в тишине.

Здесь люди, рыча, извиваясь, ползли,

Здесь пенилась кровь на вершок от земли…

Здесь тихо, так тихо, что мнится — вовек

Сюда не придет ни один человек,

Ни пахарь, ни плотник и ни садовод —

никто никогда, никогда не придет.

Так тихо, так немо — не смерть и не жизнь.

О, это суровее всех укоризн.

Не смерть и не жизнь — немота, немота —

Отчаяние, стиснувшее уста.

Безмирно живущему мертвые мстят:

Все знают, все помнят, а сами молчат.

Финляндия

1940

"Не может быть, чтоб жили мы напрасно!.."

…Врубелевский Демон год от года тускнеет, погасает, так как он написан бронзовыми красками, которые трудно удержать…

Сообщение в печати

Не может быть, чтоб жили мы напрасно!

Вот, обернувшись к юности, кричу:

«Ты с нами! Ты безумна! Ты прекрасна!

Ты, горнему подобная лучу!»

……………………………………

Так — далеко, в картинной галерее —

тускнеет Демон, сброшенный с высот.

И лишь зари обломок, не тускнея,

в его венце отверженном цветет.

И чем темнее бронзовые перья,

тем ярче свет невидимой зари,

как знак Мечты, Возмездья и Доверья,

над взором несмирившимся горит…

1940

ДОРОГА В ГОРЫ

1

Мы шли на перевал. С рассвета

менялись года времена:

в долинах утром было лето,

в горах — прозрачная весна.

Альпийской нежностью дышали

зеленоватые луга,

а в полдень мы на перевале

настигли зимние снега,

а вечером, когда спуститься

пришлось к рионским берегам, —

как шамаханская царица,

навстречу осень вышла к нам.

Предел и время разрушая,

порядок спутав без труда, —

о, если б жизнь моя — такая,

как этот день, была всегда!

1939

2

На Мамисонском перевале

остановились мы на час.

Снега бессмертные сияли,

короной окружая нас.

Не наш, высокий, запредельный

простор, казалось, говорил:

«А я живу без вас, отдельно,

тысячелетьями, как жил».

И диким этим безучастьем

была душа поражена.

И как зенит земного счастья

в душе возникла тишина.

Такая тишина, такое

сошло спокойствие ее,

что думал — ничего не стоит

перешагнуть в небытие.

Что было вечно? Что мгновенно?

Не знаю, и не всё ль равно,

когда с красою неизменной

ты вдруг становишься одно.

Когда такая тишина,

когда собой душа полна,

когда она бесстрашно верит

в один-единственный ответ —

что время бытию не мера, ч

то смерти не было и нет.

1940

"Не знаю, не знаю, живу — и не знаю…"

Не знаю, не знаю, живу — и не знаю,

когда же успею, когда запою

в средине лазурную, черную с края,

заветную, лучшую песню мою.

Такую желанную всеми, такую

еще неизвестную спела бы я,

чтоб люди на землю упали, тоскуя,

а встали с земли — хорошея, смеясь.

О чем она будет? Не знаю, не знаю,

а знает об этом июньский прибой,

да чаек бездомных отважная стая,

да сердце, которое только с тобой.

Март 1941

"И все неодолимее усталость…"

И все неодолимее усталость,

И все ясней, что невозможно жить,

Но я живу: еще одно осталось —

В бою другого грудью заслонить.

Май 1941

"Мы предчувствовали полыханье…"

Мы предчувствовали полыханье

этого трагического дня.

Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.

Родина! Возьми их у меня!

Я и в этот день не позабыла

горьких лет гонения и зла,

но в слепящей вспышке поняла:

это не со мной — с Тобою было,

это Ты мужалась и ждала.

Нет, я ничего не позабыла!

Но была б мертва, осуждена —

встала бы на зов Твой из могилы,

все б мы встали, а не я одна.

Я люблю Тебя любовью новой,

горькой, всепрощающей, живой,

Родина моя в венце терновом,

с темной радугой над головой.

Он настал, наш час,

                                 и что он значит —