Когда человек становится олимпийским чемпионом, он никогда не бывает в состоянии сразу осознать это. Думаю, точно так же невозможно бывает понять, что ты проиграл. Перед камерами Плющенко «держал лицо» и даже шутил. Повторял уже много раз сказанное: мол, был бы рад любой медали, даже бронзовой. Но лица тренера, хореографа, прочих официальных лиц делегации и даже члена МОК Виталия Смирнова, приехавшего на каток для того, чтобы наградить победителя (и отнюдь не Лайсачека), были черны от запоздало пришедшего понимания: золото было почти что в руках. И оказалось упущено своими же руками. Недооценили соперника. Не просчитали всю степень опасности.
Однако именно Плющенко, а вовсе не Лайсачек, создал в мужском одиночном катании интригу, о которой можно было только мечтать. Захватывающую, драматичную, испепеляющую. Другое дело, что сам он в ней, увы, не уцелел. Но такова олимпийская судьба, всегда оставляющая за собой право на внезапную оплеуху. Как та, например, что в том же Ванкувере получил великий, а возможно – величайший конькобежец вселенной. Свен Крамер.
В Канаде двадцатитрехлетний голландец проиграл «десятку» – бег на 10 000 метров. Дистанцию, на которой он не знал поражений с 24 декабря 2006 года.
По факту Крамер не проиграл. Он выиграл, причем убедительно. Пробежал десять километров за 12.54,50 – против 12.58,55 у корейца Ли Сын Хоона. Но после финиша был дисквалифицирован, потому что на отметке 6,6 км перепутал дорожки и вместо того, чтобы уйти в поворот по внешнему радиусу, остался на внутреннем.
Такого в истории Белых олимпиад не случалось никогда. Особую горечь случившемуся придавал тот факт, что дисквалифицировать судьям пришлось, по сути, олимпийского чемпиона.
Я не видела того забега – лишь читала репортаж прекрасной, безудержно влюбленной в коньки журналистки Ольги Линде, благодаря чему представляла трагический финал до мельчайших деталей. Крамер вышел на старт в последней паре, уже зная невероятный результат корейца. И зная, что для победы ему нужно будет не просто пройти дистанцию быстрее, чем за тринадцать минут, но фактически бежать на уровне его же рекорда мира на «десятке». Это был совершенно завораживающий, магический бег. Потрясающая мягкая техника, вкрадчивые, почти кошачьи движения – и при этом сумасшедший напор, страсть, глубочайшая внутренняя сила – в противовес совершенно безэмоциональному бегу корейца.
Позже выяснилось, что великий голландец просто поплатился за доверие.
Команду идти на внутреннюю дорожку Свену дал его тренер – Герард Кемкерс. И надо же было такому случиться, что в чудовищном гвалте переполненного катка Крамер, уже собиравшийся войти в поворот по внешнему радиусу, эту команду услышал.
Глава 3. Безумство храбрых
Имя Петры Майдич вплоть до Ванкувера мне вообще ни о чем не говорило. За лыжами я с некоторых пор следить перестала, да и на Играх не планировала интересоваться, что происходит в этом виде спорта. И уж меньше всего предполагала, что буду сидеть в среду перед экраном телевизора, сжав кулаки, смотреть, как в классическом лыжном спринте финиширует тридцатилетняя словенская спортсменка, и умоляюще шептать: «Беги, девочка! Ну пожалуйста, держись». А слезы будут безостановочно катиться по щекам.
Майдич бежала. С четырьмя сломанными при падении на разминке ребрами. С исступлением во взгляде. И взяв бронзу, потеряла сознание на финише. Хотя на самом деле сознание, позволяющее ощущать боль и подчиняться чувству самосохранения, оставило ее гораздо раньше – еще на лыжне.
Олимпиада – соревнование, созданное для безумцев. Таких всегда меньшинство. Крошечная горстка среди участников. Но именно они делают Игры тем событием, которое до озноба пробирает мир. Им бывает страшно до судорог и больно так, что отказывает сознание. Невозможно объяснить, как они терпят эту боль, этот страх. Ценой каких усилий заставляют себя улыбаться в камеру, когда на самом деле плачут. Без слез, с сухими, выжженными горем глазами, отвергая любое сочувствие. По большому счету им вообще безразлично, в каком состоянии их уведут, а может быть – унесут с финиша.
Кто-то назовет это бредом, сумасшествием. Возможно, и так. Но великие спортивные безумцы – такие по жизни. Александр Карелин, выигравший третье олимпийское золото с едва зажившей оторванной грудной мышцей, а на четвертой Олимпиаде рыдавший в раздевалке из-за серебра. Четырехкратный олимпийский чемпион Александр Попов, который говорил в Атланте: «Если приходится плыть быстро, после финиша обычно накатывает страшная болевая волна. Когда я прежде испытывал это, то каждый раз отдавал себе отчет в том, что однажды у меня просто могут не выдержать сердце, почки, печень, мозг. И подсознательно всегда чувствовал какую-то грань, которую лучше не переступать. Но здесь, в Атланте, совершенно трезво понял: если понадобится, пойду на любое сверхнапряжение».
Безумцы далеко не всегда поднимаются на пьедестал. Как не поднялась в Ванкувере японская девочка Юко Кавагути, выступавшая, подобно Майдич, со страшнейшей, несовместимой со спортом травмой…