Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Дневник Жюльетты Друэ, 9 сентября 1843 года

На площади мы увидели вывеску, на которой большими буквами было начертано: КАФЕ ЕВРОПА. Мы вошли туда. В этот час дня никого не было. Лишь один молодой человек за первым столиком по правой стороне сидел напротив кассирши, читал газету и курил. Мы устроились в глубине зала, у винтовой лестницы, перила которой были обтянуты красным коленкором. Официант принес бутылку пива и удалился. На соседнем столе лежало несколько газет. Тото наугад взял одну из них, а я взяла «Шаривари». Не успела я прочитать заголовок, как мой бедный друг внезапно склонился ко мне и сдавленным голосом простонал, показывая мне газету: «Какой ужас!» Я взглянула на него: до конца дней моих мне не забыть несказанного отчаяния, которое отразилось на его благородном лице. Только что я видела его веселым и счастливым, и в одно мгновение он преобразился, сраженный несчастьем. Губы у него побелели, красивые глаза не видели ничего, лицо и волосы стали влажными от слез. Он схватился рукой за сердце, словно боясь, что оно выпрыгнет из груди. Я взяла эту страшную газету и прочла…

В газете «Сьекль» сообщалось об ужасном происшествии, случившемся в Вилькье в понедельник 4 сентября. Накануне Леопольдина и ее муж приехали из Гавра в Вилькье, чтобы провести там воскресный день. В Вилькье они встретили своего дядю – Пьера Вакери, бывшего капитана судна, и его сына Артюса, мальчика одиннадцати лет. «В воскресенье днем к набережной причалила яхта, которую Шарль велел пригнать из Гавра. Такая фантазия пришла его дяде. Яхта была построена на морской верфи по его собственному проекту. Шарль участвовал на этой яхте в регате, происходившей в Онфлере, и взял первый приз. Яхта была оснащена двумя большими парусами и благодаря им развивала под ветром большую скорость, но корпус у нее был слишком легкий для обычного плаванья в устье Сены. Пьер Вакери решил испытать это суденышко на другой день утром, совершив на нем прогулку до Кодбека к своему нотариусу, мэтру Базиру, который ждал его…»

На другой день утром погода была прекрасная. Ни малейшего ветерка, вода как зеркало, легкая утренняя дымка. Накануне условились, что Леопольдина поедет вместе с мужем, дядей и двоюродным братом. Но ее свекровь тревожилась, что яхта очень уж легкая, и отговорила сноху от прогулки. Оба мужчины и мальчик отправились без нее, но тотчас же возвратились: яхта плясала на воде, и они для балласта положили в нее два больших плоских камня. На этот раз Леопольдина соблазнилась, попросила подождать ее и, быстро переодевшись в платье из красного клетчатого муслина, села в яхту. До Кодбека доплыли очень быстро, без всяких злоключений.

Нотариуса Базира надо было привезти в Вилькье к завтраку. Он предложил ехать в его экипаже: прогулка на неустойчивой яхте ему совсем не улыбалась. Для его успокоения Шарль и Пьер увеличили балласт глыбами песчаника, сложенными на набережной Кодбека. Нотариус скрепя сердце сел в яхту, но, так как она плясала все сильнее, попросил, чтобы его высадили на берег у часовни Бар-и-Ва, заявив, что дойдет пешком. «Поплыли дальше. Ветер надувал паруса. Спустя несколько минут внезапно налетевший шквал опрокинул яхту набок. Камни, положенные для того, чтобы придать ей устойчивость, покатились, усилив ее крен. И вещи, и разбушевавшаяся стихия коварно обрушились на людей. Счастливо начавшаяся прогулка завершилась трагически. Из пассажиров лишь Шарль Вакери, превосходный пловец, еще бился в волнах вокруг перевернувшейся яхты, пытаясь спасти свою жену. Она цеплялась за борт судна. Он напрасно тратил свои силы. Поняв тщетность своих попыток, он, ни на одно мгновение не оставлявший ее, решил утонуть вместе с ней…» Огюст Вакери поздно ночью сообщил о катастрофе госпоже Гюго. Он заставил ее уехать в Париж во вторник «с тремя оставшимися детьми, чтобы они не находились в Вилькье на ужасном обряде похорон».