Однако он действовал искусно. Герцогиня Орлеанская хлопотала за него перед своим августейшим свекром. А поэт произносил великолепные речи во Французской академии. Как говорил Сент-Бёв, «была пущена в ход вся артиллерия». Эта тактика привела к победе. Королевским ордонансом от 13 апреля 1845 года
Пьер Фуше был еще жив, когда его дочь стала супругой пэра. Этот скромный старик умер в мае 1845 года. Смерть пощадила его – и он не дожил до разразившегося скандала, который, несомненно, был бы жестоким потрясением для этого примерного отца семейства и религиозного человека. Утром 5 июля, по прошению Огюста Биара, полицейский комиссар Вандомского квартала именем закона приказал открыть ему дверь в укромной квартирке в пассаже Сен-Рок и застал там «во время преступного разговора» Виктора Гюго и его любовницу. В то время адюльтер сурово карался; муж был неумолим. Леони д’Онэ, «по мужу госпожа Биар», была арестована и посажена в тюрьму Сен-Лазар. Виктор Гюго сослался на закон о неприкосновенности пэра, и комиссар после некоторого колебания отпустил его. Тогда Биар подал жалобу канцлеру Паскье. На следующий день газеты «Патри», «Насьональ», «Котидьен» эзоповским языком сообщали о плачевном скандальном происшествии и о той неприятной миссии, которую должна выполнить палата пэров, – судить за адюльтер одного из своих членов. Дело дошло до того, что в этот скандал вмешался сам король, заставив художника Биара явиться в Сен-Клу и взять обратно свою жалобу. В ту пору поговаривали, что фрески, заказанные художнику для Версальского дворца, заставили его забыть о похождениях своей супруги.
Друзья и недруги долго издевались над этим скандалом: одни – тайно, другие – открыто. Ламартин отозвался на это событие трогательно и жестоко. Он написал графу Сиркуру: «Меня это очень рассердило, но подобные происшествия скоро забываются. Франция – страна гибкая. В ней быстро поднимаются даже с дивана». А в письме к Дарго он писал: «Любовное приключение моего бедного друга Гюго огорчает меня… Самым горестным для него должно быть то обстоятельство, что эта женщина оказалась в тюрьме, а он – на свободе». Король посоветовал Гюго на некоторое время уехать из Парижа, но он предпочел укрыться у Жюльетты, чтобы создать, как выразился Сент-Бёв, «такое произведение, которое перечеркнуло бы приключение в пассаже Сен-Рок». Жюльетта ничего не знала об этом скандале. Встревоженная письмом сестры, госпожи Луизы Кош, жившей в Бретани, в котором та вопрошала: «Что означают статьи и заметки в „Насьональ“ и „Патри“?» – она искренне все опровергала. Что же касается госпожи Гюго, то она наутро после разоблаченного свидания выслушала признания виновника, отнеслась к ним весьма снисходительно и даже отправилась в тюрьму, чтобы навестить там плачущую госпожу Биар.
VII
Величие и горести
Слава может сразить с чудовищной силой.