Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Гюго решил выступить под своим именем и написал пьесу на другой сюжет: «Марион Делорм» (первоначальное заглавие – «Дуэль при кардинале Ришелье»). Действие в пьесе происходит во времена Людовика XIII. Это довольно банальная история о куртизанке, которой возвращает чистоту ее любовь к целомудренному и строгому юноше. Герой пьесы – сумрачный красавец Дидье, роковое существо для самого себя и для других, преследуем властью, что внушало сочувствие к нему со стороны автора, в душе которого запечатлелась драма Лагори. Принимаясь за пьесу, Гюго прочел много памфлетов, мемуаров, исторических материалов о времени Ришелье; в романе «Сен-Мар» Альфред де Виньи нарисовал романтический образ Ришелье – «человека в красной мантии»; Гюго верно уловил тон светского общества того времени; многие стихи были хороши. Словом, драма имела большие достоинства, отличалась твердой, четкой, «крепкой» композицией, как и все, что писал тогда Гюго.

Барон Тейлор (получивший дворянство в 1825 году) попросил устроить чтение пьесы. Оно состоялось 10 июля 1829 года в «комнате с Золотой лилией» в присутствии всех друзей: Виньи, Дюма, Мюссе, Бальзака, Мериме, Сент-Бёва, обоих Дешанов, Вильмена и художников, завсегдатаев дома. «Виктор Гюго читал сам, и читал хорошо… – вспоминает Тюркети. – Надо было видеть его бледное и прекрасное лицо, а главное, пристальный, несколько растерянный взгляд его глаз, порою сверкавших, как молнии… Пьеса оказалась интересная, в ней было чем восхищаться, но в те времена просто восхититься считалось недостаточным. Полагалось восторгаться, подскакивать в экстазе, трепетать, полагалось восклицать, как мольеровская Филамента: „Ах, не могу больше! Ах, млею! Умираю от удовольствия!“ Словом, слышались нечленораздельные возгласы, более или менее громкий восторженный шепот. Такова картина в целом, подробности ее не менее забавны. Маленький Сент-Бёв вертелся вокруг рослого Виктора. Знаменитый Александр Дюма, еще не состоявший в раскольниках, с беспредельным восторгом размахивал своими большущими руками. Помнится, что после чтения он даже схватил поэта и поднял его с геркулесовой силой. „Мы вознесем вас к славе!“ – провозгласил он… Что касается Эмиля Дешана, он рукоплескал еще раньше, чем успевал услышать; щеголеватый, как всегда, он посматривал украдкой на присутствующих дам. Подали прохладительные напитки; мне запомнилось, как огромный Дюма с аппетитом поедал пирожные и бормотал с полным ртом: „Восхитительно! Восхитительно!“ Забавная комедия, последовавшая за мрачной драмой, кончилась лишь в два часа ночи…»

Четырнадцатого июля Комеди Франсез принял пьесу без голосования. Через три дня де Виньи прочел своего «Венецианского мавра» перед теми же литераторами и перед большим числом светских людей. «Слуга все докладывал, – говорит Тюркети, – о графах да о баронах». У Гюго атмосфера была романтическая и семейная, у Виньи – романтическая и геральдическая.

Виньи –

Сент-Бёву, 14 июля 1829 года: «В пятницу, 17 июля, ровно в половине восьмого вечера, „Венецианский мавр“ воспрянет к жизни и умрет на ваших глазах, друг мой. Если вы хотите пригласить на этот мрачный пир тень Жозефа Делорма, место ему оставлено, так же как и для Банко…» Пьесу приняли столь же горячо, как и «Марион Делорм».

Всемогущая в те времена цензура разрешила «Мавра» к постановке, а «Марион» запретила. Министр виконт де Мартиньяк одобрил запрещение: он счел угрозой для монархии образ Людовика XIII, выведенный в драме. Виктор Гюго, полагая, что он не погрешил против истории, апеллировал по этому поводу к самому королю Карлу X и тотчас получил аудиенцию в замке Сен-Клу. В «Ревю де Пари», в статье, подписанной Луи Вероном, редактором журнала, сообщалось об этой встрече, в которой король выразил благосклонность к поэту, а тот говорил откровенно и почтительно; на самом же деле статью написал Сент-Бёв и она была подсказана Виктором Гюго. Он описывал, как напомнил королю, что теперь многое изменилось со времен «Женитьбы Фигаро». При абсолютной монархии оппозиция, вынужденная молчать, пыталась заявить о себе в театре; при конституционном режиме, имеющем Хартию, пресса становится предохранительным клапаном. Король обещал, что он сам прочтет четвертый, «опасный» акт. Он действительно прочел этот акт и подтвердил запрещение. Но поскольку Гюго как писатель был другом королевского престола, его пожелали успокоить монаршими милостями и предложили ему новое пособие – в две тысячи франков ежегодно. Гюго отказался в письме, полном достоинства.

Виктор Гюго – графу де ла Бурдонне, министру внутренних дел, 14 августа 1829 года