Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Соблаговолите, сударь, передать королю, что я умоляю его позволить мне остаться в том же положении, в каком застают меня его новые благодеяния. Как бы там ни было, мне вовсе не надо еще раз заверять вас, что ничего враждебного от меня не может исходить. Королю следует ждать от Виктора Гюго только доказательств верности, лояльности и преданности…

И тотчас же, с поразительной своей работоспособностью, граничившей почти с чудом, он принялся за другую драму – «Эрнани». Имя героя – Эрнани – взято из названия пограничного испанского городка, через который Гюго проезжал в 1811 году; по сюжету пьеса напоминала «Марион Делорм». Эпиграф состоял из немногих слов: «Tres para una» – «Трое мужчин на одну женщину»; один из них, молодой, пламенный и, как полагается, преследуемый властями человек, – Эрнани (подобие Дидье), второй – безжалостный старик Руй Гомес де Сильва, третий – император и король Карл V. Какими источниками пользовался автор, неизвестно. Несомненно, он обращался к «Романсеро», к Корнелю и к испанским трагедиям; развивая любовную тему, он, вероятно, почерпнул кое-что из своих писем к невесте. В «Эрнани» отражена и опоэтизирована драма, пережитая им самим вместе с Аделью. Борьба двух юных влюбленных против роковой судьбы вызвала воспоминания о его собственном прошлом. Дядюшка Асселин, этот буржуа и деспот, некое подобие Карла V, своей фамильярностью с хорошенькой племянницей не раз вызывал у Виктора Гюго взрывы бурной ревности. Предложение умереть после единственной ночи любви сделал в юные годы своей невесте и сам Гюго. Избранная Гюго обстановка позволила ему выразить свою любовь к Испании. «Эрнани» нередко сравнивают с корнелевским «Сидом». Сравнение справедливое. Условности различны, но в обеих пьесах та же атмосфера героизма. Правда, у Гюго больше напыщенности, он «злоупотребляет зооморфическими метафорами»: лев, орел, тигр, голубка.

Пьеса была написана с невероятной быстротой. Начал ее Гюго 29 августа, закончил 25 сентября, прочел друзьям 30 сентября, а в Комеди Франсез – 5 октября, и она была принята там без голосования. Цензура было воспротивилась, но все же дала разрешение, и прошел слух, что, желая вознаградить Гюго за обиду, нанесенную «Марион Делорм», театр поставит «Эрнани» раньше «Венецианского мавра». Альфред де Виньи вознегодовал. В кружке романтиков уже говорили о его ссоре с Гюго. Но Гюго напечатал в «Глобусе» письмо, исполненное чисто кастильского благородства: «Я прекрасно понял бы, если бы всегда, независимо от даты принятия пьесы театром, „Отелло“ ставили раньше „Эрнани“, но „Эрнани“ раньше „Отелло“? Нет, никогда!..»

Что же произошло? Вероятно, актеры Комеди Франсез, обиженные тем, что Виньи надменно третировал их на репетициях, сами предложили Гюго поставить «Эрнани» не в очередь. Но он знал, что его подстерегают, завидуют ему. Он написал Сент-Бёву: «Надо мной собрались черные тучи, вот-вот разразится ужасная гроза. Ненависть всей этой низкопробной журналистики так велика, что там уже не числят за мной никаких заслуг…» Действительно, «в разбойничьем вертепе газет» Жанен и Латуш уже точили оружие, которое должно было послужить и против «Отелло», и против «Эрнани». Этой общности Альфред де Виньи не желал признавать. Однако академик Вьенне одинаково порочил «двух этих молодых безумцев, которые своими дикими доктринами готовят для нас нелепую литературу». Гневливый классицист Вьенне приводил в качестве образца этого «авантюрного и разрушительного духа, все решительно ниспровергающего» три строки из «Венецианского мавра»:

Сейчас… во вторник утром… иль к обеду…

Во вторник вечером иль утром в средуПриди ко мне, иль я к тебе приеду…

Трагедия «Отелло» была поставлена первой, но великой битве предстояло произойти на представлении «Эрнани».

III

Et Ne Nos Inducas…[58]

Терзали душу тернии желанья…

Сент-Бёв