Оливер Кромвель

Даже с высоты этой внезапной фазы динамизма и желания радикальных политических действий Кромвель не утерял связи с политической реальностью. Он понимал, что об избранном парламенте теперь не могло быть и речи, так как он, несомненно, будет так же враждебно относиться к армии и к реформам, как «охвостье», но он был за созыв избранных парламентов в будущем. Хотя он и не готов был предсказать, «как скоро Бог приспособит людей к такому положению вещей», однако он сказал назначенному собранию, когда оно собралось в июле 1653 года: «Никто не может желать этого (избранного парламента) сильнее, чем я»[180]

, — мнение, повторенное в декларации назначенного собрания вскоре после их встречи, о том, что «нашими потомками… мы предполагаем, все еще будут управлять последующие парламенты». То, что инициатива Кромвеля в созыве назначенного собрания отчасти принадлежала Харрисону, также предполагает, что собранные церкви и радикальные секты имели небольшое право голоса при выборах. Около 144 человек с «одобренной верностью и честностью» были наконец избраны для заседания в новом собрании, но из них известны только 15 человек, отрекомендованных собранными церквями. В течение мая их назначения очень крепко держались в руках Кромвеля и высших офицеров армии. Социальный статус и благосостояние избранных, в основном, были ниже, чем тех, кого избирали в обычные парламенты семнадцатого века, но подавляющее большинство их были дворянами; некоторые служили в предыдущих парламентах и многие обучались в университете и в обществе адвокатов и были мировыми судьями. По иронии продавец кож из Лондона Прейз-Год Бербонс, от которого собрание получило свое современное прозвище «Бербоиский парламент», не был его типичным членом.

Однако не сказано, что Кромвель остался безучастным к чувству оптимистического ожидания, которое было отражено в письмах, полученных им в то время от индепендентских собраний, распространившихся по всей стране, как, например, из Герифордшира, где, с одной стороны, его отождествляли со «средством для перевода нации от угнетения к свободе из рук испорченных людей и святым» и, с другой стороны, самих себя как тех, кто «живет, чтобы увидеть дни, которые страстно желали увидеть наши отцы, и собрать урожай их надежд»[181]

. Эти настроения были похожи на те, которые в это время выразил Кромвель: он надеялся (согласно декларации армии от 22 апреля), что назначенное собрание принесет «плоды справедливой и праведной реформации, о которой так долго молились и которую так долго желали… для подкрепления всех тех сердец, которые задыхались от всего происходящего»[182]. Но самым драматичным и полным примером ожидания Кромвелем тысячелетнего царствования Христа является его удивительная пространная речь при открытии Бербонского парламента 4 июля 1653 года, которую он произнес со слезами (временами), скатывающимися по его щекам, и в восторженном стиле, возрождающем старые методы евангелического проповедника. Он сказал им, что они являлись наследниками божьего благословения. Следовательно, «власть переходит к вам по неизбежности, путями божьего провидения». Он продолжал: «Я признаю, что никогда не ожидал увидеть такого дня, как этот — возможно, также и вы, когда Иисус Христос должен быть признан, как сейчас, в этот день и в Его деяниях… Я говорю, вы собраны по высшему призыву. И мы должны осторожно говорить или думать, так как это может оказаться входной дверью к делам, обещанным нам Богом, которые были предсказаны, которые Он вложил в сердца Его людей, чтобы их ожидали и на них надеялись… Действительно, я думаю, что-то есть у двери, мы на пороге»[183].