ОМЭ

Моряки догадывались, о чем думал он в эти часы перед новым испытанием, ибо на их глазах прошла его жизнь с того давнего — двенадцать лет истекло — дня, когда масленщик Губанов, кочегар Трусов и рулевой Любасов после похорон большевика Тучкина укрылись от своры городовых за калиткой дворика на окраине Баку и когда впервые увидели спасшую их черненькую, симпатичную, маленького роста девушку, похожую на подростка... Такой она запомнилась Трусову и сегодня при встрече в тюремной конторе... Верной подругой, самым близким товарищем и первым советчиком шла она по жизни рядом с Губановым все нелегкие для обоих двенадцать лет борьбы и лишений. Это она, когда Губанов прорывался к семье из подполья на короткие часы и, лаская несмышленышей ребятишек, сетовал на то, что не может помочь им в нужде — а нужда смотрелась из всех углов нищенской комнатки, — отвечала ему гордыми словами любви, готовой вытерпеть все... И это она в минуту расставания, перед тем как он ушел в море на туркменской лодке № 6, обняв его в последний раз, горячо сказала ему, что звучало в его памяти и сейчас: «Береги себя, Федя, я перебьюсь, прокормлю и Павлика и Валечку. Руки у меня ведь есть, и надеждой, сам знаешь, всегда живу. А надежда и труд — самое верное богатство рабочего человека»... Милая Женечка... Разве не великая сила надежды помогала ей и сегодня, в эти минуты, когда она, вероятно, уже была внутри змеиного клубка, называемого контрразведкой... Лишь бы хватило выдержки...

...Вечером за Губановым явился Газарбеков и увез его в крытом фаэтоне. Загадочно угрожающим тоном, чтобы потерзать неизвестностью, изрек единственную за всю дорогу фразу:

— Припасли для тебя сюрприз, не выкрутишься!..

К счастью, Губанов уже знал, что́ за сюрприз приготовлен ему: беспокоился не о себе. Понимал: контрразведчики решили устроить ему свидание с женой, чтобы та опознала его на очной ставке, и что все зависело от ее выдержки. И в том случае, если она продолжала играть роль тифлисской приставши и даже если врагам известно, что перед ними была жена большевика Губанова. Надеялся, верил, что она не поддалась ни на какую провокацию ротмистра Юрченко, и в то же время страшился, что попала в деникинскую ловушку...

Четвертый раз прошел, конвоируемый Газарбековым, в кабинет начальника контрразведки — ту же странную комнату, заставленную вдоль голых стен тахтами-кушетками, на которых расселись в предвкушении редкостного зрелища те же или другие деникинцы разного чина, возраста и обличья.

Замер на пороге, не обращая внимания на их злорадные физиономии, устремив напряженный взгляд на маленькую женщину, которая стояла спиной к двери, отвечая на какой-то вопрос Юрченко, и еще ничего не подозревала...

Газарбеков пинком вытолкнул пленника на середину ярко освещенной комнаты.

В ту же минуту начальник контрразведки, улыбаясь женщине, сказал:

— Обернитесь, мадам... Не узнаете?

Маленькая женщина оцепенела, увидев перед собой неузнаваемо изможденного, черного от грязи, заросшего всклокоченной бородой человека в лохмотьях и кандалах. Прильнула взглядом к его неповторимым глазам, которые узнала бы среди миллиона других глаз...

Неуверенно шагнула к нему, вглядываясь, продолжая играть роль тифлисской приставши, всплеснула руками:

— Саша! На кого вы похожи? Что я скажу вашей маме?..

— Не узнаете?

— Екатерина Ивановна! Катя! — рванулся к ней Губанов, счастливый, что она выдержала-таки подстроенную контрразведчиками неожиданность встречи при всех. — Скажите маме, пусть похлопочет. Меня принимают за другого... И передайте поклон всем: Павлику, Валечке...

— Успеешь с поклонами! — прервал раздосадованный ротмистр. — Итак, мадам, вы узнали его?

— Да... но что за вид?! — ужаснулась она. — И это блестящий танцор Александр Константинов!.. Вот до чего довела вас непонятная страсть к морю!.. Что я скажу вашей маме, Саша? Что встретила не моряка, а босяка?!

Губанов не успел ответить ей.

— Врешь, все врешь! — вне себя заорал, подскочив, Газарбеков. — Это же явная большевичка, слышите, ротмистр!

Не забывая о роли, взятой на себя, маленькая женщина возмущенно воскликнула:

— Как вы смеете, поручик? Это вы якшались с большевиками! Теперь я припомнила вас!.. Да, да!

Контрразведчик опешил.

На тахтах сдержанно засмеялись, кто-то весело намекнул:

— Ловко поддела! Под самый дых!

Юрченко жестом погасил оживление в комнате:

— Интересно, мадам... Где же вы познакомились с поручиком?

Она оскорбленно выпрямилась:

— С таким невежей, не умеющим вести себя с женщиной, я не знакома. Случайно, в прошлом году, в июле, возвращаясь от сестры из Порт-Петровска в Тифлис, слышала из окна вагона... Прекрасно помню, что на перроне Бакинского вокзала был митинг и выступал этот... поручик. Погоны на нем я не видела, но то, что он клялся в любви большевистским солдатам, слышала своими ушами!

Опять на лицах контрразведчиков зазмеились улыбки, а Губанов, улучив момент, укоризненно спросил:

— Господин начальник, что же это? И вы теперь ему поверите?

Не отвечая пленнику, ротмистр все еще любезно разъяснил женщине: