Он и она минус он и она

– Сажает суд, – бросил ей Феликс-хохотун. – А тебя сейчас следователь отпускает домой.

– С подпиской о невыезде, – закончил его мысль Павел. – Вы, Ирэна, нам еще понадобитесь как свидетель.

По логике она должна была обрадоваться, ведь даже самый отъявленный преступник не хочет идти в колонию, но у Ирэны, умудренной богатым жизненным опытом, своя логика:

– А… а не могли бы вы меня посадить на чуть-чуть? Мне подойдет любая камера, я потерплю. Это же ненадолго, пока не найдете этого гада. Пожалуйста… Слушайте, из нашей компашки – угораздило же меня туда попасть – остались целыми я и оперетка.

– Горлинская имеет отношение к этой истории? – спросил Павел.

– Откуда мне знать! – всплеснула руками Ирэна. – Но Лабуха зарезали, Ляльку не до конца прирезали, Арика… не знаю, живой он или на том свете радуется за нас. Ко мне кто-то ночью ломился. Этого мало?

К сожалению, Павлу пришлось огорчить этот самородок:

– Мы не можем вас задержать, оснований нет.

– Совсем? – расстроилась она. – Я же чистосердечно…

– Нет оснований, – повторил он. – Подумайте, где вы можете пожить какое-то время? В вашей квартире и у Ляли не стоит…

– Тогда, – перебила Ирэна, – только в больнице.

Не смог удержаться от смешка Феликс:

– Да кто тебя там оставит?

Одарив его презрительным взглядом, Ирэна ухмыльнулась:

– Ну, пусть попробуют выгнать, а я посмотрю, как у них это получится. За Лялькой буду смотреть и никуда не денутся, видно, она моя карма. Слушай, следак, вижу, хороший ты мужик, хоть и молодой, помоги девушке, мне то есть, домой съездить. Переодеться, вещички собрать, а то боюсь одна туда…

– Вениамин! – повернулся к нему Павел.

И вдруг робкий протест от Вени последовал, видно, у Сорина научился:

– Почему я? Вон брутал ваш пускай везет.

– Веня, разговорчики в строю, – захихикал Феликс.

Без дополнительных уговоров Павел закивал, поддерживая Феликса, потом попросил свидетельницу оставить автографы на страницах протокола, после чего Ирэна в сопровождении Вениамина отправилась домой. Когда за ними захлопнулась дверь, Феликс пересел на место несравненной Ирэны, Павел, просматривая протокол, полюбопытствовал:

– Что думаешь по сему поводу? Идеи есть?

– Нет. В моей голове сплошная каша.

– Тогда порассуждаем вместе. Мы теперь знаем, кто убил Пешкова, Татьяна к его убийству готовилась, но кто ее убил? Вот и займемся расчетами. Смотри, она принесла с собой бокалы, каждый был упакован в отдельный целлофановый пакет, лежали они в коробке, чтобы не разбились. То есть Татьяна их где-то взяла. Где?

– Там, где они все вместе пили…

– А точнее? Место?

– М… Ресторан… У кого-то дома… или там, где обе пары побывали в гостях…Но, Паша, сохранить отпечатки на переносных предметах крайне сложно.

– Так, – согласился Павел. – Теперь внимание: а у нее дома мы нашли другие бокалы и тоже с отпечатками тех же лиц, только на третьем – отпечатки не Пешкова, а самой Татьяны. Что теперь скажешь?

Подскочив со стула, Феликс заходил от стола к окну, затем обратно, взъерошил себе волосы. В его голове мелькали все эпизоды, он вспоминал, какие из этого были сделаны выводы, и вот остановился напротив Павла поставив руки на пояс:

– Нам надо срочно попасть в обе квартиры.

– Молодец! – прищелкнул пальцами Терехов, поднимаясь с места. – Радует, что мы понимаем друг друга с полуслова. Еще необходимо приставить охрану к Горлинской и в больницу к палате Никитиной.

Вино клянчить принялись, как только приехали.

Глеб Егорович прикинулся глухим, изредка включая слух и отвечая двум негодяям, посягнувшим на святое, – сыну и Марку. Главное, без ссор, негодования, нервов, упреков: в этом доме не принято ссориться, по умолчанию только пикироваться можно. Марк накрывал стол в столовой, ему помогали женщины, мужчины восседали в креслах в гостиной, а столовую и гостиную разделяла открытая арка, так что все прекрасно слышали друг друга. Зарубин-старший доблестно выдержал атаку, наконец дал ответ:

– У тебя, Гошка, свои бутылки есть, но ты регулярно лезешь к моим. Вы хоть в курсе сколько стоит одна бутылка из моей коллекции?

Про стоимость каждый раз напоминает, этот пункт обычно вызывает глухоту у Георгия Глебовича:

– Папа, зачем тебе вино?

– Чтобы было.

– Ты же пьешь только водку и коньяк.

– Хороший самогон уважаю, – дополнил старик.

– Вы жадина, Глеб Егорович, – крикнул из столовой Марк.

– Я берегу вашу печень от цирроза, – патетично бросил ему Глеб Егорович в ответ и при этом был доволен собой.

Не унимался и сын Георгий:

– Твоя внучка вернулась и Платон, с них сняты подозрения и обвинение, неужели ты не пожертвуешь одной бутылкой кислятины ради такого события?