Он придет

Работы Луи Икара[37] в наши дни уходят за очень высокую цену. Интересно, как их может потянуть простой фармацевт из сетевой аптеки.

– Мать подарила мне одну на шестнадцатилетие, и они… – Лонгстрет поискал подходящее слово, – пленили меня. Она дарила мне их на каждый день рождения, а несколько штук я купил сам. Знаете, доктор Хэндлер тоже их собирал. Это… – Тут он окончательно умолк.

– Да ну? И он вам показывал свою коллекцию?

Лонгстрет энергично помотал головой:

– Нет. Одна у него висела в кабинете. Я заметил, и мы начали про них говорить. Но потом он использовал это против меня.

– Каким образом?

– После той оценки… Вы знаете, меня к нему направили по суду после того, как меня поймали, – Рой нервно оглянулся на здание «Трифти», – на краже в магазине. – На глаза ему навернулись слезы. – Господи, я взял тюбик резинового клея в «Сирсе», и меня поймали! Я думал, мама умрет со стыда! И я беспокоился, что в фармацевтическом училище тоже узнают… Это было ужасно!

– Так как он использовал против вас факт коллекционирования вами Икара? – терпеливо спросил Майло.

– Он типа как намекал, никогда прямо это не говорил, но формулировал так, что становилось понятно, что он имеет в виду. В случае чего не подкопаешься.

– Намекал на что, Рой?

– На то, что от него можно откупиться. Что, если б я отдал ему картинку-другую – он даже упомянул, какие ему больше нравятся, – то он напишет благоприятный отчет.

– И вы…

– Что? Подкупать его? Да никогда в жизни! Это было бы бесчестно!

– И он регулярно поднимал этот вопрос?

Лонгстрет принялся ковырять ногти.

– Как я уже сказал, напрямую он этого не говорил. Просто сказал, что у меня пограничный случай, можно трактовать и так и эдак – либо психопатический тип личности, либо что-то не столь клеймящее – невроз страха или что-то в этом роде, – и что я могу пойти по любому пути. В итоге он сказал маме, что я психопат.

Болезненно-бледное лицо Лонгстрета скривилось от злости.

– Я очень рад, что он сдох! Вот, я это высказал! Это как раз то, о чем я сразу подумал, когда прочитал об этом в газете!

– Но вы этого не делали.

– Конечно же нет! Я бы не смог. Я бегу от зла, я не приемлю его!

– Мы поговорим с миссис Хизерингтон, Рой.

– Да. Спросите ее про начос и про вино – по-моему, это было бургундское «Галло». И был еще фруктовый пунш с кусочками апельсина, которые там плавали. В хрустальной чаше. И еще одну из женщин стошнило на пол в конце. Я помог убрать…

– Спасибо, Рой. Вы можете идти.

– Да. Пойду.

Он развернулся, как робот, – худая фигура в коротком синем аптекарском халате, – и вошел в «Трифти».

– И такой вот готовит и отпускает лекарства? – недоуменно произнес я.

– Если его нет в том списке чокнутых, то он явно должен там быть. – Майло убрал блокнот в карман, и мы направились к машине. – Как, на твой взгляд, похож он на психопата?

– Нет, если только не лучший актер на свете. Вообще-то типичный астеник. Шизоидный темперамент, замкнутость, уход в себя. Может, даже на грани шизофрении, если что.

– Это опасно?

– Кто знает… Подвергни его достаточно сильному стрессу, и он может взорваться. Но, по моему мнению, он скорее предпочитает вести образ жизни отшельника – свернуться калачиком в кровати, ублажать сам себя, чахнуть, и будет оставаться в таком виде еще лет десять-двадцать, пока мамочка поправляет ему подушки.

– Если вся эта история про Икара – правда, то это проливает кое-какой свет на нашего дорогого покойника.

– На Хэндлера? Ну да, просто настоящий доктор Швейцер[38].

– Угу, – кивнул Майло. – Тот тип парня, смерти которого вполне может кто-нибудь пожелать.

* * *

Каньон Колдуотер мы проскочили еще до того, как его заткнул поток машин с обитателями Долины, возвращающимися домой с работы, и в половине пятого уже были в Бербанке.

Типография «Престо» оказалась одним из серых бетонных строений, громоздящихся в индустриальном парке возле аэропорта Бербанк, словно огромные надгробия. В воздухе витали ядовитые ароматы, а небо с регулярными интервалами вспарывал натужный рев самолетных турбин. Интересно, подумал я, какова средняя продолжительность жизни у тех, кто проводит здесь все дневные часы.

Морис Бруно успел порядком возвыситься в мире с тех пор, как его фамилия попала в медицинскую карточку. Теперь он был вице-президентом, командовал продажами. Его тоже не оказалось на месте, как сообщила нам его секретарша, гибкая проворная брюнетка с выгнутыми бровями и ротиком, предназначенным говорить слово «нет».

– Тогда давайте сюда его босса! – рявкнул Майло. Удостоверение он сунул ей прямо под нос. Мы оба взмокли, устали и были удручены. Последним местом, в которым мы хотели застрять, был Бербанк.

– Это мистер Гершман, – сказала она, словно раскрывая какую-то секретную информацию.

– Тогда именно с ним я и хочу поговорить.

– Секундочку.

Она удалилась, виляя задом, и вернулась со своим полнейшим клоном в блондинистом парике.

– Я секретарь мистера Гершмана, – объявила клонированная копия.