Он приходит по пятницам

Институтские витии, обсуждавшие задним числом этот мелкий конфликт, послуживший прологом к разыгравшейся в пятницу буре эмоций, дружно расценили его как выражение желания главбуха открыто заявить о месте, занимаемом ею в институтской иерархии. Основываясь на неписаной табели о рангах

, ниикиэмсовская Вероника Аркадьевна могла считать себя третьим по значению лицом в институте: несколько – хотя и незначительно – уступая заму по АХЧ. В то же время не меньшие основания считать себя третьим по рангу были и у зама по науке – в другом институте человек, занимавший эту должность, мог быть и вторым, после директора, лицом в иерархической структуре институтских центров власти. Всё это в значительной степени зависело от конкретных лиц и складывающихся между ними взаимоотношений. Такая неопределенность и подтолкнула, якобы, главбуха воспользоваться отсутствием академика – при нем она вряд ли бы на это решилась – и, придравшись к любой ерунде, показать всем присутствовавшим, «кто есть кто» в институте. Однако дальнейшие события заставили всех, в том числе и рассуждавших подобным образом, усомниться в такой – вообще-то вполне правдоподобной – интерпретации начального эпизода всей истории.

Надо полагать – точных данных Миша не имел, – что после окончания планерки публично отчитанный зам по науке приватно переговорил с начальником отдела снабжения, на которого приказом по институту было возложено временное исполнение обязанностей зама по АХЧ, и попросил того деликатно, постаравшись по возможности спустить дело на тормозах, убедить Веронику Аркадьевну не тянуть с крайне необходимой инвентаризацией. На той неделе –

подкрепил он свою просьбу-поручение – должен вернуться академик: нам же с вами и даст выволочку. Она артачится, а нам придется отдуваться.

Действительно, его прогноз будущих действий академика мог оказаться близким к реальности – и кому же это не знать, как двум давним соратникам ниикиэмсовского директора. Тем более что отдел кадров заверял о наличии у них реального кандидата на вакантную должность кладовщицы – по стечению обстоятельств, претенденткой на это скромное место работы оказалась уже известная нам Петунина, которая якобы давно уже завидовала своей подруге и хотела перейти из бухгалтерии на какую-нибудь похожую должность. Что уж привлекало ее в такой работе, было неясно: и зарплата не выше (даже, если учесть пятнадцатипроцентную надбавку за вредность) и интересного ничего нет. Отпуск, правда, на неделю дольше. Но с другой стороны, как нам судить? Что мы знаем о специфике ежедневной работы рядового бухгалтера? Все эти платежные ведомости, журналы, ордера

изо дня в день, скрипи усердно перышком и не дай бог ошибиться в какой-нибудь цифре – замучаешься искать ошибку и исправлять – наверное, многим такое может надоесть хуже горькой редьки. Кстати сказать, появление в контексте фамилии Петуниной повернуло на некоторое время мысли досужих ниикиэмсовских пикейных жилетов в другую сторону, а наш Ватсон так и вовсе насторожился. Ответвление рассуждений в сторону было связано с предположением, что выходящая за рамки приличий реакция главбуха была частично обусловлена именно желанием одной из подчиненных ей «девушек» покинуть бухгалтерию и перейти в другое подразделение института. Никто не считал, что эта самая Петунина так уж нужна была главному бухгалтеру, – нашелся бы кто-то и на ее место. Хоть безработицы в советской стране не наблюдалось, но и в бесчисленных канцеляриях на каждом – полагавшемся по штату – стуле кто-то сидел: невзрачная «девушка», раздавшаяся вширь «тетенька», а то и мордастый молодец в черных холщевых нарукавниках (тут автор малость зарапортовался – нарукавники, явно, позаимствованы из романов об Остапе Бендере – в описываемое время они уже не существовали в природе или, если еще и продолжали существовать, то лишь в единичных экземплярах, – по крайней мере, увидеть их было крайне затруднительно). Однако – вернемся к обсуждаемым персонажам – многие начальники расценивают желание своего подчиненного перейти в другое подразделение, разорвав тем самым связывающие его с начальником узы, как предательский удар в спину, неосознанно, по-видимому, считая бессрочный трудовой договор чем-то вроде вассальной клятвы верности, данной своему повелителю при устройстве на работу. Такое – характерное для большинства советских начальников, привыкших чувствовать себя как царь и бог в переделах своего феода, – отношение к поступку Петуниной и вызвало, дескать, чрезмерное раздражение главного бухгалтера.