Он приходит по пятницам

Я предвижу, что у дочитавших до этого места может возникнуть резкая реакция отторжения текста. Что за чушь!

 – подумает кое-кто из моих читателей (потенциальных, конечно, но сейчас я уже почти не сомневаюсь, что какие-то читатели у романа будут). – Это уже ни с чем не сообразно. Такого просто быть не может. Заглавие, правда, на это намекает, но ведь во всем должна быть некая мера, и то, что в тексте используется как увлекательная, хлесткая метафора, не может затем подаваться в качестве реального факта. Автора, определенно, занесло куда-то не туда. А если он собирается состряпать нечто вроде фильма ужасов с оживающими трупами и воплями «Душно мне! Душно!» из-под могильной плиты – недаром он уже про вурдулаков заикался на первых страницах, – так не надо представлять свой опус детективом. В настоящем детективе – а это очень строгий, целиком определяемый давно сложившимся каноном жанр – никаким ходячим мертвецам, и вообще никакой мистике, места нет. Взялся сочинять детектив – будь добр, придумай всем описываемым событиям некое рациональное – посюстороннее – объяснение. А подсовывать читателю летающие в пространстве трупы и выдавать их за часть реальности… «Вий» – хорошая сказка, но Гоголь ведь и не выдавал ее за детектив

.

Отчасти понимая справедливость и не беспочвенность предъявляемых автору претензий, а также соглашаясь в большинстве пунктов с вышеизложенным взглядом на детектив и на правомерность присутствия в нем «ходячих мертвецов», я должен, тем не менее, твердо заявить: я вовсе ничего не сочиняю (хотя временами и стараюсь украсить повествование своими выдумками ради пущей картинности и с целью усиления художественного эффекта), а всего лишь излагаю давнюю историю, поведанную мне моим хорошим знакомым. Но и Миша ничего существенного не сочинял и не пытался (я в этом полностью уверен) заморочить мне голову сказками про не существовавших в реальности мертвецов – не было у него такого намерения. А Миша – это стоит специально подчеркнуть – был очень хорошо информирован в отношении всех деталей этого своеобразного дела – ведь он самолично и активно участвовал в его расследовании. А потому я призываю усомнившихся читателей набраться терпения и довериться моему рассказу – я не пытаюсь никого обманывать и целиком следую рассказам реальных участников этой реальной истории.

После подобного отражения предполагаемых читательских нападок на автора романа я могу продолжить свой рассказ о втором дежурстве Анны Леонидовны и о «втором пришествии» уже знакомого нам трупа.

Как ни была уверена вахтер в том, что ей привелось увидеть собственными глазами, все же она, вероятно, понимала крайнюю неправдоподобность своего свидетельства. По крайней мере, это можно заподозрить по интонации и по построению фраз, в которых она сообщила о своей – очередной – находке слушающему ее сотруднику милиции. Уже по одной ее формулировке: он опять здесь… убитый этот… лежит в коридоре на том же месте… можно заключить, что она подозревала, какую реакцию может вызвать ее сообщение. Однако, что же еще она могла сделать в такой ситуации? Когда я пытаюсь встать на ее место и понять, какое поведение было бы здесь предпочтительным, я не нахожу лучшего ответа, нежели звонок в милицию. Действительно, пусть с этой чертовщиной разбираются профессионалы – а то, ломая над этим голову, можно и вовсе с катушек слететь. При этом нужно учесть, что я размышляю над данной – гипотетической для меня – проблемой, сидя в своей уютной комнате (ну, скажем, в привычной обстановке) за пишущей машинкой, а она, будучи полностью сбитой с толку и до крайности перепуганной, должна была что-то решать, когда устрашающий ее труп лежал этажом выше – то есть в нескольких десятках метров от нее. Надо было принимать решение немедленно – вот она и позвонила.