Он приходит по пятницам

Опасность здесь в другом. Думаю, ты понимаешь, что я не имею права рассказывать тебе что-либо о ходе проводимого расследования. Такую откровенность вполне можно рассматривать, как выдачу тайны следствия постороннему лицу, не облеченному доверием следственных органов. А это уже должностное преступление. Если это выйдет на явь, мне грозят серьезные неприятности – боюсь, что меня просто выкинут со службы, вряд ли дело кончится только выговором. А если кому-то понадобится эту историю раскрутить, то можно и под суд попасть – всё зависит, как это дело подать и в каком свете выставить. Но это мой риск. И если я на него иду, то только потому, что сильно надеюсь на наше плодотворное сотрудничество. Кто не рискует, тот не пьет шампанского – так, вроде бы, говорят?

С тобой, разумеется, дело обстоит намного спокойнее. Ты никаких законов преступать не будешь и ничего тебе в этом случае инкриминировать невозможно. Но если меня начнут тягать, то, боюсь, и тебя как-нибудь притянут. По партийной, допустим, линии… Ты член партии? Нет? Ну, по комсомольской. Уж комсомолец-то ты точно? – Миша мотнул головой. – Ну вот. Вообще, найдут, как тебя прижать. Диссертацию притормозят или еще как… Ты и сам понимаешь – захотят, долго повод искать не будут.

Я уверен, что ничего этого не произойдет. Но принимать в расчет такую возможность надо. Главное, ясное дело, держать язык за зубами. Никому и никогда ни слова о наших разговорах и о том, что ты от меня узнаешь. Даже, сразу скажу, если у нас ничего не получится, и дело до суда не дойдет, то ты должен будешь молчать о нем до скончания века. Если найдем, кого ищем, то тогда с этим будет проще – на суде, я уверен, пол-института вашего будет присутствовать: несколько человек в качестве свидетелей по делу, а многие просто из любопытства. Ну, это рано еще обсуждать – мы еще и не договорились. Но поставить тебя в известность я должен, чтобы ты решал осознанно, учитывал все обстоятельства. И еще – но это уже последнее, о чем нужно сказать, – для надежности не стоит нам афишировать наше знакомство. Ты еще никому не успел об этом сказать? Вот и прекрасно, – продолжил он, получив утвердительный ответ, – надеюсь, никто не обратил на нас внимание, когда мы с тобой в вестибюле разговаривали – по-моему, и не проходил мимо никто. И дальше давай не будем в институте общаться, поздоровались и прошли друг мимо друга. По крайней мере, пока. Через несколько дней будет проще: я сейчас буду со многими вашими сотрудниками беседовать, познакомлюсь с кем удастся, чтобы иметь представление о тех, кто там у вас работает. Тогда наши контакты – опять же, если мы договоримся, – не будут так бросаться в глаза.

Вот так. Всё, что я хотел тебе сказать, сказал. Сейчас ничего мне не говори. Я тебя, наверное, малость напугал (так я и собирался), но – очень на это надеюсь, – возможно, что и заинтересовал тебя своим предложением. Учти, что случай для тебя уникальный, – он опять улыбнулся, – больше предложений побывать в шкуре сыщика у тебя не будет. Подумай как следует, всё взвесь, только ни с кем не советуйся, сам решай. Мы договорились, что никто про эти наши разговоры никогда не узнает, – я договор выполню, и от тебя того же жду. Игра должна быть честной и всё должно строиться на взаимном доверии. Идет?

Костя протянул руку ставшему тоже очень серьезным Мише, и они рукопожатием – весьма торжественным, как запомнилось одной из высоких договаривающихся сторон, – скрепили свой договор.

– Готово. Первая часть нашей договоренности – о безусловной тайне и честной игре – вступила в силу. А про главное наше соглашение… Давай, завтра приходи в это же время… нет, лучше в пять, чтобы тебе не торопиться. Сможешь? Ладно. Буду ждать. Пока что думай. Если ты завтра откажешься, я это спокойно, без упреков приму и никогда об этом больше не вспомню – останемся просто знакомыми, как раньше, и только. Если же скажешь «да», тогда всё и обсудим. А теперь… ты уж не посчитай меня невежливым, что я тебя выпроваживаю, но сейчас нам лучше попрощаться – чтобы не вести никаких лишних разговоров. Сначала ты должен решить: «да» или «нет».

– Какие обиды – всё понятно. Да мне и идти уже пора. До завтра тогда.

На этом будущие партнеры по сыску и расстались.

Миша поехал домой и всю дорогу перебирал в уме все детали состоявшегося разговора. Что он, в конце концов, решил, читателю уже и так ясно – будь по-другому, не было бы никакого романа. Костя остался дома, но о чем он думал и чем занимался, автору неизвестно.