Он приходит по пятницам

Закончив этот довольно большой пассаж, который кому-то из читателей может показаться очередным лирико-биографическим отступлением от генеральной детективной линии, я должен сказать, что вовсе не собираюсь за него оправдываться. Уверяю всех заподозривших меня в еще одной уступке авторской склонности то и дело уходить в сторону, подчиняясь мимолетному капризу и увлекшись какой-либо, не относящейся к делу темой, в данном случае ни о каких отступлениях не может быть и речи. Весь этот кусок текста прямо работает на детективный сюжет, а именно, служит психологическим обоснованием Мишиного решения принять предложенное ему участие в расследовании загадочного преступления. Отказаться от этого он не мог, несмотря ни на какие сложности и невзирая даже на неприятности, возможно, грозящие ему в будущем. И действительно, как такой поклонник детективного жанра и тот, кто даже через четверть века после случившегося продолжал переживать детскую досаду на упущенную возможность познакомиться с «Собакой Баскервилей», мог бы пройти мимо представившегося ему случая самому окунуться в атмосферу настоящего детектива? Это было бы психологически невероятно. То, что для другого было бы единственно разумным шагом и проявлением обыденного здравого смысла – и в самом деле, зачем добровольно связываться с какой-то криминальной историей, от участия в которой нельзя ожидать ни малейшей выгоды? – для Миши было бы безрассудной глупостью и трусливым бегством, перечеркивающими существенную часть его предыдущей жизни. Чтобы остаться верным своему искреннему увлечению, он просто обязан был согласиться стать Костиным соратником. У него не было выбора – если он хотел остаться самим собой, он не мог предать кумиров своей детской любви.

Несмотря на то, что все Мишины мысли были заняты предстоящей вечерней встречей, текущая жизнь шла своим чередом и подкидывала новые темы для размышлений. Не прошло и двух часов с момента появления нашего героя на рабочем месте – а в этот раз он постарался оказаться на нем пораньше (надо было успеть разделаться с запланированным экспериментом до пяти часов), – как до него докатился новый сногсшибательный слух: у Хачатряна инсульт и он лежит в больнице. Состояние его, как сообщила позвонившая утром в приемную супруга замдиректора, крайне тяжелое, в сознание он еще не приходил, и чем дело кончится, еще не ясно – врачи высказываются уклончиво, но советуют не терять надежды на благоприятный исход. Что они имеют в виду, опять же туманно: то ли тот простейший вариант, что пациент сможет выжить, то ли всё же речь идет о том, что ему удастся избежать участи беспомощного инвалида. Правда, было почти несомненно, что в любом случае сотрудникам НИИКИЭМСа в ближайшем будущем предстоит познакомиться с новым замдиректора. Такое простейшее предвидение, естественно, добавило смятения и усилило толки по поводу случившегося – особенно среди тех, прямо подчинявшихся Хачатряну ауповцев, которых это непосредственно затрагивало. Конечно, на фоне только что поставившего всех на уши и еще не сошедшего с повестки дня убийства электрика сообщение о внезапной болезни замдиректора не произвело того впечатления, которым сопровождалось бы подобное событие, случившись в более спокойной обстановке. Однако, рассматриваемая сама по себе эта новость была достаточно экстраординарной, чтобы надолго занять умы тех, кто не упускал случая детально обсудить, истолковать и разложить по полочкам любое явление, по какой-то причине попавшее в центр общественного внимания, а таких любителей поговорить и поумствовать в институте было с избытком. В обычных условиях к ним можно было бы причислить и самого Мишу – он, как и многие из его приятелей и знакомых, редко уклонялся от участия в подобных – иногда и бурно протекавших – дискуссиях. Хотя, зная за собой эту склонность, герой нашего романа неоднократно приходил к выводу, что болтать надо бы поменьше – удовлетворение от этих разговоров получаешь нечасто, а времени они съедают очень много, – но темперамент и привычка ввязываться во всякий спор брали свое.