Она не Я

Он не ответил. Лишь молча поднял с моих коленей Лилиану, потянулся, чтобы поцеловать дочь…

С неизвестно откуда взявшейся силой я вырвала малышку из его рук. Прошипела яростно:

– Не смей ее трогать! Не смей пачкать губами, которыми…

Картина того, как он целует другую – женщину с моим лицом! – показалась такой живой, такой ранящей, что я задохнулась от боли, не в силах договорить, лишь беспомощно согнулась пополам, словно это могло помочь, словно как-то могло успокоить спазм, сжавший все тело. И упустила момент, когда Кирилл вновь забрал Лили из моих рук, уложил ее, по-прежнему спящую, на диван, и рывком поднял с места меня – так, что моя грудь резко врезалась в его.

Я мгновенно попыталась отстраниться, но его пальцы тисками сжали мои бедра, удерживая на месте, а глаза – требовательно искали мои в неясном беспокойстве, каком-то молчаливом отчаянии.

– Пусти, – процедила сквозь зубы, но он лишь крепче впился пальцами в кожу, почти причиняя боль.

– Хочешь знать, где я был? – переспросил с издевкой в голосе.

– Мне это и так ясно!

– Да, – выдохнул он. – Я был у нее. Рассказать тебе, что я там делал?

Я снова дернулась, не в силах терпеть все это.

– Отпусти, – повторила почти жалобно.

Но он оставался непреклонен. Держал все так же крепко, заставляя против воли смотреть в его лицо, искаженное дикой мукой.

– Я хотел сравнить, – протянул он и столь же неторопливо его рука коснулась моей щеки, очертила линию подбородка… Он продолжил и голос при этом его звучал почти ласково:

– Она была готова на все, знаешь. Я мог сделать с ней все, что только пожелал бы…

Я зажмурилась, ощущая, как из-под прикрытых век предательски сочатся слезы, текут по щекам, капают с подбородка…

Но вдруг мужские губы встали на пути соленой влаги: я с дрожью, пробежавшей по всему телу, осознала, что Кирилл целует мои щеки, глаза, подбородок…

– Софи, Софи… – бормотал он, перемежая мое имя поцелуями.

Я расслабилась, позволяя себе на несколько мгновений утонуть в этой нежности, принять ее, как дар…

Ощутив, что мое тело стало мягким и податливым, Кирилл пошел дальше: его поцелуи стали горячее, жаднее, пыльче. Он кусал мои губы, ласкал горящие от укусов места, спустился поцелуями к шее, потом груди…

С губ сорвался стон и этот звук, свидетельствующий о готовности к капитуляции, мигом меня отрезвил: я вспомнила, откуда он вернулся и что делал. Разозлилась на то, что позволила все это сейчас – ему и себе самой… Забилась в его объятиях, уперлась кулаками в грудь…

– Не трогай меня… после нее…

Он замер. Его прерывистое дыхание коснулось моего уха, рука, сжимавшая бедро, расслабилась…

– Ты – моя жена, – проговорил он властно, упрямо.

– Вот именно! Я – твоя жена, а ты обращаешься со мной, как с последней дрянью!

Эти слова заставили его отступить. Он растерянно запустил пальцы в волосы, словно только теперь осознав, где и с кем находится…

И в этот миг у меня вырвалось:

– Я хочу развода!

Взгляд Кирилла тут же впился в меня тысячью игл: отрезвевший, хлесткий, колкий.

– Забудь об этом, – кинул он резко и, оглядевшись в последний раз, взбежал по лестнице наверх, словно боялся того, что способен дальше сделать.

А я упала на диван рядом с дочерью и осознала: этот момент решил для меня все.

Глава 21

Итак, решение было принято.

Продиктованное прежде всего эмоциями, оно все же было разумным и взвешенным, единственным правильным во всей этой ситуации.

Сцена, когда позволила Кириллу творить с собой вещи, которые теперь, на свежую голову, вызывали лишь омерзение, ясно показала: я уязвима перед ним. Не только в материальном плане, не только в своей слабости, но и морально.

Я любила его. Слишком сильно, остро и всепоглощающе, чтобы теперь с легкостью суметь забыть об этом, чтобы быть способной ему противостоять, когда он смотрел так жадно, когда касался так интимно…

И, как ни твердил разум, что этот человек – чудовище, было очень трудно справиться с чувствами, которые невозможно оказалось убить в себе в одночасье. И потому я была теперь скована не только физически, но и душевно. И прекрасно понимала, насколько пагубно это состояние неопределенности. Как опасны эти эмоциональные качели, на которых меня день за днем прокатывал муж – то отталкивая от себя, то вновь приближая.

Нет, я не могла и не хотела так жить. И еще меньше желала, чтобы в таких условиях находилась моя дочь.

А значит, существовал единственный выход: бежать. Но прежде, чем пойти на такой шаг, я должна была четко все распланировать и попытаться учесть все, с чем мне придется столкнуться.

Для начала, стоило поговорить со Львом. Выяснить, что именно он предлагал и как намерен был это осуществить. А дальше мне предстояло что-то предпринять, чтобы прокормить себя и дочь. Потому что не было никаких сомнений – Кирилл заблокирует мне все счета и карты как только поймет, что я исчезла. Да я и не хотела начинать новую жизнь с чужих денег. Кроме того, прекрасно понимала: рано или поздно дело дойдет до развода. И если к тому времени у меня не будет работы, мужу не составит труда получить опеку над дочерью, а именно этого я и не собиралась допускать.