Читаем ОНА.puzzles полностью

ОНА.puzzles

У тебя остались еще краски?

Конечно, милая.

Хочешь сама попробовать?

А вдруг я все испорчу?

Ты?!

Ты не сможешь даже если захочешь – пробуй!

Ты выдавливаешь тюбики с красками на палитру, берешь в руки кисть, открываешь окно и, немного склонив голову набок, всматриваешься в синий воздух неба, затем оглядываешься на меня, лукаво подмигиваешь и, окунув кисточку в красный кадмий, наносишь первый мазок, отходишь чуть-чуть назад, смотришь и так и эдак – все хорошо, любовь моя! – и, осмелев, бросаешься к открытому окну с кистью на перевес словно со шпагой – восхитительная фехтовальщица в шелковом пеньюаре, волнами скользящим по твоим формам, сводя с ума от созерцания этой возбуждающей основной инстинкт красоты, от самых кончиков больших пальцев ног (ты почему босиком? Простудишься! «Не переживай, любимый…») и, пройдя по ступням, обведя по кругу щиколотку, закручиваюсь спиралью через икры и голеностоп, поднимаясь вверх до колена, и упираюсь в холодную ткань, переливающуюся в солнечном свете при каждом твоем движении в такт…

Посмотри, тебе нравится?

Что же это был за такт?

Я с трудом отрываю от тебя свой взгляд вместе с разыгравшимся воображением, подбирающим музыку в такт твоим движениям, и смотрю в окно.

Там появилась радуга и это было хорошо.

Прелестно, солнце мое!

У тебя получилось, а ты боялась.

Ты меня не обманываешь?

Тебе правда нравится?

Что ты, милая?

Разве ты сама не видишь?

Ты видишь – я знаю – не можешь не видеть, но снова ждешь комплименты, по-детски выставив одну ногу перед другой, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, убрав перепачканные всеми цветами радуги руки за спину, словно стесняясь того замечательного результата, какой у тебя получился, при этом от волнения глубоко вздыхая так, что твоя грудь приковывает мое внимание – ты так прекрасна с этими следами красок на шее и декольте, впрочем, как прекрасна всегда, что бы ты ни делала.

Но мне кажется, чего-то не хватает.

По-моему, надо добавить сюда журавля.

Журавля?!

Журавль у меня точно не получится.

Получится еще один барашек.

Ну и пусть!

Пусть!

Лишь бы видеть твой азарт Женщины, творящей в одном пеньюаре и босиком, размахивающей кисточкой возле окна и испытывающей мое желание гармонией наступившего утра.

Порисуй еще, родная.

Ну, не знаю…

Ты в нерешительности смотришь в окно

Журавль…

Журавль над Москвой – это чудо.

Тем не менее, Ты макаешь кисть в цинковые белила и меня вновь дразнит пришедший в движение шелк, струящийся по твоему телу, а в голове рождается какая-то мелодия, потому что ты сейчас похожа на дирижера, только без фрака и бабочки.

Воспользовавшись моментом, когда Ты отходишь от окна на три шага (раз-два-три), чтобы взглянуть на прорисовывающуюся в небе птицу, я протягиваю руку и касаюсь тебя.

Я просто хочу убедиться в реальности твоего существования, но в момент прикосновения словно разряд тока проходит через пальцы и цепная реакция бросает к тебе, и уже руки желают подтверждения увиденного глазами, не в силах остановиться на одном месте, а пересохшие губы мечутся по бархату кожи, натыкаясь на холодную материю и разноцветные капли масляных красок, уносясь все дальше и дальше по изгибам твоего тела, словно по дюнам разгоряченной оранжевым солнцем пустыни, находящихся в постоянном движении подо мной, неистово летящего в пропасть, вспарывая притихший воздух хриплым стоном летящего над Москвой журавля.

И уже нет сил оттягивать под трепетом твоих рук, притянувших к себе, тот момент, когда вырвавшийся наружу крик обрушит весь мир за нашим окном, в этой комнате, на этой постели, оставив после себя лишь любовь, все кругом растворившую до состояния бегущей по капиллярам истомы, от чего дрожат на подоконнике в обычном граненом стакане голубые фиалки, ощутившие на себе красоту и нежность этих мгновений…

Журавль над Москвой, родная моя – это не чудо.

Это лишь напоминание огромному мегаполису, что есть и жива еще мечта, а вот Ты в Москве, в этой стране, на этой земле, во всей этой, мать ее, солнечной системе – вот что, действительно, настоящее чудо, не вместившееся в рамки нашей бескрайней Вселенной, медленно бредущей вдоль Млечного Пути, усыпанного серебряными монетами, в поисках потерянного Маленьким Принцем счастья, которое мы нашли в этой комнате с белым потолком и нарисованным за окном небом и облаками, похожими на барашек из детских книжек, и зависшим над Москвой белым журавлем, летящим прямо на радугу…

И одно лишь меня смущает: так и не смог объяснить тебе как

я Тебя люблю…