Она разрушила нашу семью

Слова, сказанные Миленой, ударяли по самому больному. И Курилов на все сто понимал, что заслужил каждую фразу, сказанную женой. Впрочем, это была лишь верхушка айсберга. То немногое, что отчасти можно было назвать наказанием за сделанное.

Он стоял в дверях палаты Ники, заложив руки в карманы брюк. Смотрел на то, как спит девочка, и прислушивался к себе. Ничего того, что он испытывал по отношению к Ярику и Вове, не ощущал. Да, любил дочь Лиды, но как постороннего ребенка, а не своего. Даже сейчас, когда вроде как понимал, что вероятность его отцовства почти стопроцентная.

Папой Арс позволил Нике называть себя не сразу. Когда она была маленькая, а он изредка навещал их с Лидой, пытался объяснить девочке, что он не её отец. На что Лида говорила, что ничего страшного в том, чтобы Вероника считала его папой, не видит. А потом как-то и сам посчитал, что в этом и вправду нет криминала. Даже, напротив, он вроде как смог хоть немного загладить свою вину перед Валерой – у дочери друга был реальный отец. И, как оказалось, реальный на все сто…

– Пап! – тихо позвала его Ника и попыталась устроиться удобнее на кровати.

Арсений тут же поспешил к ней. Приподнял, в очередной раз ужаснувшись тому, что Вероника весит как пушинка. Подложил подушки, расправил одеяло.

– Есть будешь? Мама пошла в кафе, я её отправил, а то скоро сама исчезнет, – невесело пошутил, на что Ника улыбнулась и покачала головой.

– Не хочу есть. Лучше расскажи, что это за тётенька была здесь, когда я анализ сдавала.

Разумеется, рассказывать Нике о том, для чего именно у неё брали образцы, ни он, ни Лида не стали. Но сейчас Арс понял – тем самым он как будто отрезает от себя свою настоящую жизнь. Ту, которая и была для него центром существования.

– Это моя жена. Её зовут Милена, – сказал, присев на край постели рядом с Никой.

Он знал, чувствовал нутром – Вероника поймёт.

– Ты мне никогда о ней не говорил. И мама тоже, – нахмурившись, сказала девочка. – Почему?

– Потому что это могло бы тебя расстроить, я так думаю, – пожал плечами Курилов, испытывая какое-то странное чувство потери.

Словно понимал – он сам у себя украл годы жизни, когда всё могло быть иначе. Когда Ника не обманывалась бы и не страдала из-за того, что видит папу так редко, а после и вовсе потеряла с отцом связь, пока не вернулась в Питер.

– Не расстроило бы. Знаешь, я же много об этом думала.

Она говорила это, а у Курилова опять возникло чувство, словно Нике не семь лет, а все двадцать семь – настолько по-взрослому она изъяснялась и размышляла.

– И что же ты думала? – не сдержав улыбки, спросил Арс.

– Что должно быть объяснение тому, что ты так мало проводишь времени со мной и мамой.

Она устроилась удобнее, и на губах Ники появилась улыбка.

– Теперь расскажи мне про Милену. У вас есть дети?

На последнем вопросе глаза Вероники зажглись лихорадочным блеском.

– Есть дети. Двое мальчишек. Ярослав и Вовка. Они близнецы.

Он вдруг, повинуясь какой-то острой потребности, что возникла внутри, вынул из кармана телефон и, открыв фотографию сыновей, протянул Нике. Та схватила мобильник и принялась разглядывать снимок.

– Ух, ты! Жалко, что я пока не могу с ними познакомиться, – сказала она.

У Курилова всё внутри сжалось от щемящих чувств. Дело ведь было не в болезни Ники. Он знал – Милена будет категорически против того, чтобы Яр и Вовка пересекались с его дочерью. И, наверное, в этом она была права.

– Ну, у нас ещё вся жизнь впереди, – притворно весело ответил Курилов и забрал телефон, который ему протянула Ника.

– Да. И теперь у меня ещё больше поводов выздороветь.

Она зевнула, после чего указала на чашку со смешным зайцем, нарисованным сбоку.

– Дашь немного попить?

Курилов кивнул и, быстро налив воды, протянул кружку Нике. Неожиданно его осенило. Вот, что ему не даёт покоя – тот самый тест ДНК и последующие объяснения Лиды относительно их близости. Вывод напрашивался сам собой – нужно было пересдать тест, но так, чтобы мать Ники об этом не знала.

Забрав у Вероники чашку, он велел, когда увидел, что девочка вновь зевнула:

– А теперь давай-ка ты поспишь. И это не обсуждается.

Ника тихо рассмеялась, как делала это всегда, когда Арс подпускал в голос строгости.

– Хорошо, папа, – ответила она и, повернувшись набок, чтобы обнять мягкую игрушку, которую Курилов подарил ей на один из первых дней рождения, почти мгновенно провалилась в сон.

Недолго думая, Курилов положил чашку в пакет и, бросив взгляд на спящую Нику, быстрым шагом вышел из палаты.

Два дня мучений, последовавших за этим, едва не свели Арсения с ума. Он чувствовал себя так, словно вокруг сжималось кольцо, созданное сплошь из вакуума. Даже вдох было трудно делать, а уж сосредоточиться на чём-то вроде работы и повседневных дел – и подавно.