Она развалилась

Я был в депутатской группе "Согласие ради прогресса", и многие коллеги оттуда – будущие "яблочники" – называли действия Ельцина страшной неизбежностью. Они считали необходимым всеми средствами остановить красно-коричневых и боялись возвращения в СССР. Мои товарищи не раз спрашивали, что я как человек демократических взглядов делаю в этом красно-коричневом гадюшнике. Но это был мой долг отстаивать демократию в условиях, которые неблагоприятны для демократии. Да, среди защитников Верховного Совета было множество политических хулиганов и безумцев, но все предыдущие годы Ельцин целенаправленно оголял депутатский корпус, когда всех заметных и способных забирал в Администрацию Президента, как, например, Сергея Филатова[33].

Гражданская оборона

21 сентября 1993 года Ельцин указом № 1400 объявил о роспуске парламента и выборах в новый. Конституционный Суд признал указ незаконным. Белый дом взяла в осаду милиция, а его защитники окружили себя баррикадами. Первая линия обороны состояла из ведомственной охраны Верховного Совета. Они остались на стороне депутатов, а потом их также арестовали и, как говорят, избивали и издевались. Потом была линия из вооруженных штатских. Подозреваю, что на определенном этапе им раздали стволы, которые хранились в управлении охраны. Мне это было непонятно, так как я всегда считал, что у парламента только два доступных оружия – трибуна и микрофон. Депутат перестает быть депутатом, когда у него в руках автомат.

Из дневника Захарова от 23.09.93: ""Президент растоптал Конституцию". Под таким заголовком вышла "Российская газета

", ее запретили на следующий день".

До самой Рочдельской улицы, где находится "Трехгорная мануфактура"[34], тянулась нейтральная полоса. С нашей стороны построили импровизированные баррикады из колючей проволоки, арматуры и всякого хлама. Меня поражало, насколько происходящее напоминало события с другой планеты. При этом если идти в сторону Арбата, то там была обычная жизнь, стояли коммерческие ларьки и повседневность чувствовалась во всем. Пахло кровью, пахло гражданской войной, но обществу всё это было абсолютно до фонаря.

Из дневника Захарова от 25.09.93: "Судя по мемуарам очевидцев, в октябре 17-го в Петрограде было примерно то же самое: народ лузгал семечки, а несколько десятков вооруженных людей захватили резиденцию правительства".

Ближе к станции метро "Улица 1905 года" со стороны лояльных Ельцину войск растянули противопехотную спираль Бруно. Там дежурил ОМОН, а за их спинами стояла дивизия Дзержинского[35]. Линию разграничения можно было пересекать, чем мы и пользовались – на грудь вешали депутатские значки, в руки брали побольше агитационных материалов и шли беседовать с военнослужащими, пытаясь переагитировать. Этому никто не препятствовал, и офицеры легко вступали в контакт с нами.

– Да что мы вообще тут делаем? Конечно, нас используют, но мы ведь подчиняемся приказу, – говорили осаждающие.

– Стрелять будете? – неоднократно спрашивал.

– Ни в коем случае! Никогда этого не будет, даже не можем себе представить, как на такое решатся.

Логистика жизнеобеспечения Верховного Совета лежала на депутатских комитетах, обычные граждане свой быт обустраивали самостоятельно. В последние дни депутаты перешли на поочередные ночевки. У меня был кабинет на втором этаже, окна смотрели на стадион "Труд". Свой кабинет скромных размеров я делил еще с одним депутатом. На ночь сдвигали два стола, стелили подручное и так вот засыпали. В здании пропадало электричество, не работали ни канализация, ни буфет – приходилось таскать с собой бутерброды. Лучше всего те события описаны в книге "Записки из Белого дома" журналистки "Коммерсанта" Вероники Куцылло. До 28 сентября еще пускали по удостоверениям депутатов, сотрудников аппарата и журналистов. Потом доступ был закрыт полностью – ходили разговоры о тайных тропах. Это лучше знали все эти партизаны-баркашовцы[36], а я с ними не хотел поддерживать отношений.

Ночью мы вели не задушевные разговоры, а пытались прорвать информационный вакуум. Телефоны работали интересно: мы не могли звонить, а вот нам – могли. Поэтому и вели беседы с местными советами и журналистами, которых интересовала наша точка зрения на конфликт. Региональные органы власти почти везде, за исключением Петербурга, приняли заявления, в которых либо осуждали агрессию, либо требовали примирения. Осудила действия президента и администрация Амурской области, от которой я избирался, – за это губернатора потом сняли с поста.