Оникс и слоновая кость

Корвин медленно выпустил ее руки, откинулся на спинку кресла. Кейт внутренне напряглась, готовясь к тому, что сейчас он ее оттолкнет. Принц перевел взгляд в окно, похоже, потерявшись в своих мыслях и воспоминаниях. Потом он медленно повернулся к Кейт и спросил, избегая смотреть ей в глаза:

– Ты умеешь общаться с животными, да? Повелевать ими?

– Да, – ответила она, поежившись от его ледяного тона. – Как ты догадался?

– Видел. – Он провел пальцем по подбородку и кивнул, словно отвечая на собственный вопрос. – На тракте в Андреас, когда ты спасла меня от дневных драконов. Тогда я не обратил на это внимания, а теперь вспомнил, что твоя лошадь слушалась тебя безукоризненно, точно человек. Лошади так себя не ведут.

– Да, ты прав, – сказала Кейт, успокаивая себя тем, что Корвин держит свое обещание: не кричит, не сердится, не зовет инквизиторов.

Причин скрывать остальное уже не было. Наверное, он не сможет ее любить, но по крайней мере, узнает всю правду. На меньшее Кейт была не согласна.

– Совсем недавно я узнала, – окрепшим голосом произнесла она, – что умею читать мысли не только животных, но и людей.

Корвин прищурился, и Кейт увидела знакомые страх и ненависть, часто появлявшиеся на лице принца после гибели королевы. Сложно было его за это винить. Она и сама боялась собственного дара и того, что могла сделать при желании. Пугало ее и то, что кто-нибудь с таким же даром мог сделать с ней, если бы захотел. Проблема ведь не в самом даре, а в выборе между правильным поступком и неправильным.

Приободрившись от этой мысли, Кейт продолжила:

– Мой дар не зло, Корвин. Я за всю жизнь мухи не обидела и не обижу. Дар – неотъемлемая часть меня, способность, с которой я родилась и живу.

Она хотела добавить, что дикие не рождаются исчадиями преисподней, что каждый человек делает свой выбор или подчиняется обстоятельствам, однако решила не давить на принца.

В комнате повисла гнетущая тишина. Потом губы Корвина тронула слабая улыбка:

– А я-то все удивлялся, почему, когда дело касается лошадей, ты меня обставляла.

Кейт растерялась, не зная, шутит он или язвит. Очень хотелось надеяться, что шутит. Наморщив нос, она нарочито легкомысленно произнесла:

– Каюсь, иногда я пользовалась своим преимуществом.

– Почему же ты раньше мне ничего не говорила?

Кейт почувствовала досаду в его голосе и вздохнула.

– Неужели не понимаешь? Диких всегда ненавидели и боялись еще до введения инквизиции. Когда я была маленькой, папа приказал мне поклясться, что я никогда никому не расскажу. Как только во мне проснулся дар, отец предупредил меня об опасности.

Она умолкла, заметив неуверенность в глазах Корвина. Он словно балансировал на канате: принять ее такой, какая она есть, или отвергнуть? Подумав о Киране, Кейт решилась на самый отчаянный шаг.

– Я хотела во всем тебе признаться еще несколько недель назад, после того как мы нашли драконов в Кочевом лесу.

– Почему именно тогда? – недоуменно спросил он. – Почему не раньше?

– В тот день кое-что пошло не так, – ответила Кейт, не став обращать внимания на обвиняющие нотки в его голосе.

И она рассказала ему все: о том, как кто-то ограничил ее магию, как она подчинила себе драконов в Торнволле. Только бы он понял, насколько полезной может стать дикая магия, если использовать ее во благо.

Корвин слушал с недоверием и в то же время с благоговением.

– Ты усмирила всех этих драконов?

– Ага. Но только потому, что так устроены их мозги. В жизни не испытывала ничего подобного. Прежде я применяла свой дар лишь к лошадям, да и то, когда поблизости никого не было. Наставления отца крепко сидели в моей голове, я не представляла, что когда-нибудь их нарушу.

– Твой отец! – Глаза Корвина расширились. – У него был такой же дар?

– Верно.

Корвин вскочил, и Кейт невольно отшатнулась, ожидая вспышки гнева, но принц лишь отошел к окну и уткнулся лбом в стекло. Кейт терпеливо ждала, не желая нарушать его мысли.

Наконец Корвин обернулся. Его глаза блестели.

– Ты сказала, что можешь управлять человеческим разумом. Твой отец применил магию к моему, и из-за этого он заболел?

Кейт почувствовала, что кровь отхлынула от ее лица. Еще месяц назад она бы с негодованием отвергла подобное предположение. Теперь же, после всего случившегося, после того, что она узнала о самой себе и что пережила в горах Торнволла, отрицать эту возможность было не так-то просто.

– Не знаю, Корвин. Я не верю, что мой отец был способен на подобное. А даже если и способен, ума не приложу, как это вышло.

Корвин кивнул, опять машинально потирая шрам.

– Зато я выяснила, почему он платил деньги «Заветному клинку». – Кейт шагнула к принцу, ощущая такое напряжение, что казалось, еще чуть-чуть – и нервы лопнут, точно перетянутые струны.

– Выяснила? И почему же?

– Он… – Кейт запнулась, щеки вспыхнули.

Неразрывный обет не позволял ей произнести больше ни слова. Она не могла рассказать ни о Киране, ни о Возрождении – вообще ни о чем, что узнала в тот день.

– Прости, не могу. – Кейт покачала головой. – Это все магия. Я поклялась. Меня связали заклятием.

Корвин сжал кулаки.