Оно

Ему не было скучно. Он смотрел вниз, на обычное место обитания птиц. Четыре коричневых воробья присели там ненадолго, и, окунувшись в воду, обрызгивали себя. Затем прилетела голубая сойка, волоча за собой шумную толпу бездельников. Сойка казалась большущей через окуляры Стэна, и потому ее сварливый голос звучал нелепо тонко (если ты в течение долгого времени наблюдаешь птиц через бинокль, их размеры начинают казаться нормальными). Воробьи улетели. Сойка занялась делом, походила с важным видом, приняла ванну, потом вдруг поскучнела и улетела. Воробьи вернулись, затем снова улетели; они словно бы совершали рейсы, чтобы искупаться и, возможно, обсудить некоторые важные для их компании дела. Отец Стэна смеялся над такого рода предположениями сына, да Стэн и сам был уверен в правоте отца: птицы не настолько сообразительны, чтобы говорить – их черепные коробки слишком малы; все это так, но, черт возьми, они действительно выглядели так, словно беседовали. Новая птица присоединилась к ним. Она была красной. Стэн поспешно отладил бинокль. Не она ли? Это был ярко-красный дубонос, хорошая птица, но не кардинал, которого он искал. Дубонос присоединился к дятлу, который был частым гостем на водоеме Мемориального парка. Стэн узнал его по растрепанному правому крылу и, как всегда, стал размышлять, что с ним могло случиться? Всего вероятнее – как он предполагал – то были кошачьи проделки. Прилетали и улетали другие птицы, Стэн видел грача, неуклюжего и уродливого, как летающий вагон, голубую птицу, другого дятла. Под конец он был вознагражден появлением новой птицы – но то опять был не кардинал, а коро-вячник, выглядевший через бинокль огромным и глупым. Стэн положил бинокль рядом со своей сумкой и вынул альбом, надеясь, что коровячник не улетит, пока он не зафиксирует свои наблюдения. По крайней мере, можно было бы хоть что-то принести домой отцу. И уже пора уходить. Быстро темнело. Стэн почувствовал холод и сырость. Он посмотрел в свой альбом, затем снова приложил к глазам бинокль. Коровячник был еще там, но не купался, а молча стоял на краю птичьего водоема. Без сомнения, птица была очень похожа на коровячника, по крайней мере, так казалось на расстоянии, хотя и в меркнувшем свете быть абсолютно уверенным было нельзя. А может быть, света достаточно, чтобы еще раз проверить? Стэн внимательно, в напряжении сдвинув брови, вгляделся в рисунок в альбоме, а затем снова стал смотреть в бинокль. Он только зафиксировал птицу на краю водоема, когда раздался оглушительный звук: «БУМ-М-М», заставивший коровячника – если это был он – тут же взлететь. Стэн попытался проследить за птицей в бинокль, понимая, сколь слаба надежда на это. Он потерял птицу и от раздражения издал свистящий звук сквозь зубы. Ладно, раз прилетела, возможно, появится снова. А потом это всего лишь коровячник. (вероятно, коровячник)в конце концов, не золотой орел и не большая гагара.

Стэн вложил бинокль в футляр и положил назад птичий альбом. Затем встал и огляделся кругом, пытаясь понять, что могло произвести такой неожиданный и громкий шум.

Он не был похож на пистолетный выстрел или взрыв автомобиля. Скорее на скрежет двери, открываемой приведением в замке или подземелье.., словно бы эффект эха.

Ничего не было видно.

Стэн встал и направился вниз по склону в сторону Канзас-стрит. Напорная башня была сейчас справа от него, белый меловой цилиндр, словно фантом в тумане и надвигающейся темноте. Она казалась.., поплавком.

Это была странная мысль. Он полагал, что она должна была родиться в его собственной голове – откуда же ей еще было взяться? – но почему-то казалось все же не его собственной мыслью.

Он пристально посмотрел на напорную башню и совершенно бессознательно изменил направление мыслей. Окна здания поднимались с интервалами по спирали, и это напомнило Стэну шест, по спирали окрашенный в белый и красный цвета, с вывеской парикмахерской перед лавкой мистера Орлетта, где они с отцом делали стрижку. Белые, как кость, навесы выпячивались над каждым из этих темных окон, словно брови над глазами.

Удивительно, как это сделано, -

подумал Стэн, хотя и не с таким интересом, какой был бы у Бена Хэнскома, при виде темного контура подножия водонапорной башни – отчетливого продолговатого предмета на круглом основании.

Он остановился, сдвинув брови и подумав, какое, однако, странное место для окна: совершенно асимметрично с остальными. Но тут же понял, что это не окно, а дверь.

– Шум, который я слышал, -подумал он, – Это шум этой двери, открытой дуновением.

Он осмотрелся. Рано опустился мрак. Белое небо постепенно заволоклось мрачным пурпуром, туман все более сгущался, предвещая дождь этой ночью. Туман и мгла, и никакого ветра.

Ну а.., если она открыта не дуновением, а кто-то толкнул ее? Зачем? Дверь выглядела ужасно тяжелой, открыть ее с таким шумом могло.., очень крупное существо.., может быть...

Стэн с любопытством осмотрел дверь.