Опасное молчание

— Ты там, Данило, без партизанщины. Чтоб с позиции коммуниста.

Валидуб ответил:

— У меня, товарищ секретарь, позиция наступательная! С этим злом в селе не буду мириться!

— Выявим, кто там ими верховодит, — убедительно успокоил взгляд секретаря, — за ушко — да на солнышко! — И не замедлил с оттенком похвалы сказать: — Дамбу, говорят, вы построили первый класс!

— Хвалиться не буду, товарищ секретарь, приедешь — увидишь.

— Нынче самое подходящее время отводить реку. В добрый час! А весной на месте старого русла вполне можно будет начать посадку виноградника.

Сама не зная отчего, в состоянии душевного беспокойства, уже выходя из кабинета, Ганна проронила:

— Любомир Ярославович, прошу вас, наденьте в дорогу пальто.

— Рановато в эту пору, — качнул головой Ярош, — но свитер теплый надену, обещаю.

Валидуб помог врачу отнести в машину вещи.

Ганна знала, что от райцентра до Родников семьдесят километров в горы.

Спросила:

— Дорога хорошая?

— Как вам сказать, — скривился Валидуб. — Но если не боитесь ехать «с ветерком», за полтора часа будем дома.

— В пропасть не свалимся?

— Где опасно, поедем тихо, — и неожиданно по-русски лихо запел:

…Помирать нам рановато,Есть у нас еще дома дела-а!

— О, у вас чудесный голос, — серьезно заметила Ганна.

— Что у меня? Послушали бы, как поет Мирко.

— Кто?

— Товарищ Ярош. На всей Верховине такого голоса днем с огнем не сыщешь. В войну, — продолжал Валидуб, — фашисты за голову нашего командира партизанского отряда сулили десять тысяч марок или сто овец. Только не нашлось в Карпатах предателя, отряд провоевал до прихода советских войск. В горах люди прятали мать товарища Яроша и жинку его с двумя хлопчиками…

Неожиданно Валидуб потерял нить разговора.

Ганна молча ждала.

— Да… три года минуло, как война кончилась, и вдруг такое душегубство, — жестко проговорил Валидуб. И снова умолк.

В выси над ними пролетел самолет, скрывшись за высокими бесформенно наваленными скалами.

— Что же случилось? — осторожно напомнила Ганна.

— Позапрошлым летом было… Вызвали нас семь человек, чтоб отправиться в Москву награды получить. Ярош просил жинку, чтоб она тоже поехала в Москву. Нет, побоялась лететь на самолете. Хлопчиков тоже не отпустила. Ну, мы, конечно, улетели. Жинка товарища Яроша с хлопчиками поехали к матери. Село неподалеку от нас соседствует, тоже на самой границе, как и наши Родники. И вот, темной ночью какой-то душегуб подкрался к дому и в открытое окно кинул гранату.

У Ганны мороз побежал по спине.

— Вот так и загинула вся семья… Очень он любил свою мать, жену и детей. Тоску, боль свою Ярош прячет глубоко в сердце…

— Убийцу поймали?

— Пока нет. Может, и ходит душегуб среди нас. Известно, тот не хитер, кого хитрым считают, — раздумчиво отозвался Валидуб. — На беду, в ту летнюю ночь дождь сильный лил, все следы и посмывало.

Лицо председателя словно окаменело. Казалось, он сразу как-то постарел.

Остальную дорогу ехали молча, каждый думая о своем.

Валидуб досадовал, что прокурор из-за какого-то брехуна в такое горячее время вызвал и потребовал дать объяснение. Автор анонимного письма пожелал остаться неизвестным. В неизмеримой злобе он чернил председателя, как холерной душе было угодно, а Валидуб, точно загнанный в темный подвал, не мог опознать затаившегося там клеветника, чтобы плюнуть ему в очи.

Больше часа пропотел Валидуб за писаниной, чтоб доказать: все брехня, никаких угроз и непристойной ругани с его стороны не было, и над верующими никакой расправы он не учинил. Но и не отнекивался, было такое: пришлось взломать дверь в доме у сектантки Терезии Дрозд.

Вошел, чуть не задохнулся от смрадного духа. Не дом — могила. Да, какую дружбу заведешь, такую и жизнь поведешь. Довели Терезию «братья» и «сестры»…

«Гей, дети, живо стягивайте одеяла с окон, солнце впустите да в школу собирайтесь!» — приказал Валидуб.

Кто-то встал с пола, но лица нельзя разглядеть.

«Сгинь! Сгинь, дьявол!» — делает несколько шагов вперед. По голосу узнал Терезию.

Тогда Валидуб сорвал с окна одеяло. И сердце у него вскипело: да кто тебе, преступница, дал право губить детей?! На полу, голые, как выпавшие из гнезда галчата, лежат дети… нет, живые скелеты… Но глаза у них открыты, большие, испуганные, наполненные мукой и страхом…

«Дьявол! Дьявол! Дьявол!» — наступает простоволосая Терезия, исхудавшая, как весенняя волчица.

Еще не догадываясь, что эта женщина лишилась рассудка, Валидуб поднял на руки ее хлопчика и дивчинку, вынес во двор.

Терезия взвыла, кинулась следом, вцепилась зубами в плечо Валидуба… Пришлось несчастную женщину отвезти в Мукачево, поместить в психиатрическую больницу. Детей Валидуб пока взял к себе…

Тем временем Ганна всю дорогу думала о Яроше. Мысленно она говорила с ним, как с давно знакомым человеком. Да, она знала, есть люди, которые стараются спрятать в глубину души свое горе. Им кажется, что они укрыли его надежно от посторонних. Но у горя есть свое зеркало — глаза человека… А Ярош, какой он сильный! Свои страдания ничем не выдает…