— Во время нашего последнего разговора вы угрожали сделать из моей печени паштет, — напомнил ей Кристофер.
— Смешно, ведь я даже не люблю печеночный паштет.
— Вы также пригрозили убить моего пожилого дворецкого.
Ее глаза округлились.
— Уэлтона? Как я могла такое сказать? Я обожаю Уэлтона, да и не убийца я.
Выражение ее лица говорило красноречивее слов.
Убийца здесь не она, а
— По утрам вы явно больше склонны к насилию.
Она покачала головой, глядя на него как на умалишенного.
— Вам приснился странный сон? Кошмар?
Арджент уже стал подумывать…
Глядевший поочередно на обоих, в разговор дипломатично вмешался фальцет Якоба:
— Вы будили маму до девяти?
— Да, — подтвердил Кристофер.
Мальчик покачал головой с отнюдь не детским сочувствием.
— Весьма опрометчиво, — проговорил он с мягким упреком, в котором послышалась искренняя мужская солидарность. — Мама до девяти не встает, и вам лучше было дождаться десяти.
— Учту на будущее, — благодарно кивнул Кристофер, вызвав на лице мальчика широкую улыбку.
Милли задохнулась от удивления, граничащего с возмущением.
— Не имею ни малейшего представления, о чем это вы оба говорите, — фыркнула она, затем нерешительно перевела взгляд с одного на другого. — Неужели по утрам я такое чудовище?
— Да, — в один голос ответили Якоб и Кристофер.
— Хм, — поджала губы она.
— Все в порядке, мама, — гладя маленькой ручкой по ее плечу, кинулся утешать ее Якоб. — Помнишь, что я чудовище, когда не посплю днем?
Милли улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать его макушку.
— Ты всегда ангел.
— Я чудовище ночью… в темноте, — с невеселой усмешкой признался Кристофер. Ироническое признание посреди, казалось бы, невинного разговора.
— Неужели, мистер Арджент? — спросил Якоб.
— И даже худшее из всех чудовищ.
Дитя вновь обратилось к Милли:
— Ну вот, мама, видишь? Мы все иногда чудовища.
И Милли, устремив взгляд пленивших Кристофера сияющих темных глаз не столько на сына, сколько в пустоту кареты перед собой, прошептала:
— Мы все.
Глядя на эту красавицу, чья кожа, казалось, сияла даже в полумраке экипажа, Кристофер произнес:
— Возможно, вчера я был чудовищем. Поступил с вами чудовищно.
Не в его обычае было извиняться, просто, пытаясь избавиться от сального чувства в душе, он признавал, что ночью, возможно, поступил с ней неправильно.
Якоб глядел на них, явно все меньше понимая, и, поправив на носу очки, спросил:
— Он был чудовищем, мама?
В глазах Милли блеснуло что-то, чему Кристофер не мог подыскать названия. Что-то опасливое и все же… ласковое.
— Нет, коханый, — произнесла она едва слышно. — Нет.
Глава двадцатая
— Где, прости господи, ты спала? — откинув с лица прядь высветленных перекисью волос и уперев руки в боки, воскликнула Лоретта Тиг-Вашингтон.
Милли, едва успевшая переодеться в дневное персикового цвета платье, вспыхнула, и румянец залил ее от шеи до корней волос.
— В постели, — уклонилась от прямого ответа она, впуская в квартиру мистера Эмиля-Батиста Тиг-Вашингтона, принесшего множество сумок и коробок Лоретты.
— В чьей постели? В его? — продолжая допрос, поинтересовалась куаферша, указав на нависшего над ней тяжелой грозовой тучей Арджента.
Милли прижала ладони к горящим щекам, вознося благодарения богу, что миссис Бримтри увела Якоба на кухню покормить.
Не обращая внимания на смущение Милли, Лоретта принялась внимательно рассматривать ее кожу.
— Должна признаться, никогда раньше ты не выглядела такой свежей. Никогда не светились такой… бодростью. Что ты делаешь со своей кожей? К кому обращалась за моей спиной? Хочешь от меня уйти?
Милли покачала головой, забыв, как прокуренный голос Лоретты может заполнить комнату целиком.
— Не… понимаю, о чем ты.
— Глупости, — полногрудая дама суетилась над своими несессерами, открыв защелку одного, потом другого. Идеальный макияж и гладкая, фарфоровая кожа не позволяли угадать, за тридцать ей или за пятьдесят. — Когда ты мне лжешь, у тебя брови ползут на лоб. Твоя кожа так сияет благодаря услугам либо другого косметолога, либо этого мускулистого викинга.
И она подмигнула остававшемуся абсолютно безучастным Кристоферу.
Столь искусная актриса, каковой с гордостью считала себя Милли, не успела вовремя скрыть виноватый вид. По лицу Лоретты скользнула лукавая улыбка.
— Бесстыдница, — рассмеялась она.
— Как ты… я имею в виду… кто еще знает? — Милли прижала ладони к горящим щекам. Новости по Лондону неслись со скоростью паровоза, но она не думала, что кто-то знал о том, что накануне она спала в особняке Арджента в Белгрейвии.
— Да я и понятия не имела, что у тебя любовник, пока ты сама не сказала. — Лоретта смерила Арджента оценивающим взглядом, задержавшимся на его широких плечах и вышивке дорогого серого жилета. — И кто бросит в тебя камень?
Проходя мимо, мистер Тиг-Вашингтон легонько задел Милли локтем, отчего убийца у нее за спиной громко засопел.