Опасности курения в постели

Неделю спустя я предложила своей подруге навестить Мару. Хотела встретиться с ее умирающим братом, потому что подозревала — могу в него влюбиться. Но когда я его увидела… Парень выглядел достаточно больным, но мне все-таки не понравился. Я пришла в смятение и сделала вывод, который сохранял мою совесть чистой: на самом деле я не люблю реально больных, так что я не извращенка. Но это заключение не уберегло меня от одержимости. Целый год я тратила деньги, выдаваемые мамой, на дорогущие книги по медицине (а мои друзья — на наркотики). Ничто не радовало меня так, как эти книги со всеми их эвфемизмами понятия «смерть». Все эти красивые медицинские термины, которые не значат ничего, этот жесткий жаргон — какая-то порнография. К тому времени я абсолютно четко представляла себе, что меня возбуждает, а что нет, поэтому викторианские романы, в которых всегда кто-нибудь хворает, но никогда не знаешь, от чего он умирает, нагоняли на меня скуку. Чахоточные мне поднадоели, как только я преодолела мощное увлечение Ипполитом, туберкулезным больным юношей из романа «Идиот», которое длилось у меня больше года. Хотелось порнографии: такие страдальцы, как Элен, Тадзио[12]

или Ипполит, были лишь эротикой, намеками. И всегда они — персонажи второстепенные. Идеален Ипполит: красивый (Достоевский позаботился вложить в уста князя Мышкина замечание, что у того «очень красивое лицо», и это заставило меня вздрогнуть) юноша, очевидно умирающий и упрямый, ранимый и злой. Но он много говорит и редко падает в обморок: мне надоели описания бледности, испарины и кашля. Хотелось больше сведений и откровенного секса. Книги помогли мне заодно разобраться в фетишах. Я пропускала описания неврологических заболеваний, не любила читать ни про судороги, ни про умственную отсталость, ни про паралич, и, конечно, меня утомляли подробности, касающиеся нервной системы. Кстати, почему-то мне было наплевать на всю онкологию: рак казался мне грязным, социально переоцененным, немного вульгарным (у бедняжки опухоль, судачили старухи… и ее называют также картофелиной!). К тому же было слишком много фильмов о мужественных раковых больных (мне нравились героические пациенты, однако не те, что не могли служить примером в жизни

). И отнюдь не смешная нефрология: понятно, что люди умирают, когда у них отказывают почки, но мне само слово «почки» кажется ужасным. Не говоря уже о желудочно-кишечном тракте, таком грязном.

Когда я выяснила, что

мне нравилось, что привлекало, то, едва обнаружив симпатичную специализацию, посвящала себя ей: мне нравилось лечить легочников (конечно, повлияли воспоминания об Элен, Ипполите и прочих чахоточных), а также сердечных больных. Это имело свои неприятные стороны только в тех случаях, если пациенты были пожилыми (или старше пятидесяти, когда в здоровье начинают вмешиваться такие ужасы, как холестерин). А если они были молоды… какая красота! Потому что, как правило, болезнь их протекала незаметно. У них была какая-то поврежденная, тайная красота. При всех других заболеваниях человеку отпускается определенный срок, однако при этой — по-другому. Он может скончаться в любой момент. Однажды я купила компакт-диск в медицинском книжном магазине (где все сотрудники считали меня студенткой, ведь я взяла на себя смелость осторожно заявить об этом) под названием «Шумы в сердце». Ничто и никогда не приносило мне столько счастья. Кажется, это то же самое чувство, какое вызывает у нормальных мужчин и женщин стоны удовольствия от секса. Но у меня его вызвало биение больных сердец. Столько разнообразия! Так много разных звуков, означающих различные вещи, но все они прекрасны! А вот другие заболевания неслышимы. Более того, некоторые издавали запахи, что мне не по нраву. Когда я выходила с плеером покататься на велосипеде и послушать диск, то мне приходилось останавливаться, потому что я слишком возбуждалась. Так что слушала его дома по ночам, тревожась, потому что меня не интересовал подлинный секс

. А звуковые дорожки с сердцебиением компенсировали все. Надев наушники, я могла часами мастурбировать, у меня текло между ног, рука уставала от трения, а клитор увеличивался до размера крупной виноградины.

Через некоторое время я решила избавиться от этих записей, ибо боялась сойти с ума. С той поры на свиданиях с мужчинами я первым делом клала голову им на грудь, замечала нарушение сердцебиения или шумы, отсутствие ритма, третий тон, галоп или еще что-то. Мне было интересно, когда же я встречу кого-то, кто совмещает непревзойденную комбинацию всех этих элементов. Теперь, вспоминая то стремление, я горько улыбаюсь.