Опасные гастроли

– Оставь, Яша, он дело говорит, – сказал Алексей Дмитриевич. – Я не удивлюсь, коли окажется, что в ту ночь в цирке была и другая компания конокрадов. Вот ведь чертовы липпицианы, сколько из-за них суматохи! Стало быть, задачи у нас такие. Первая – расспросить Ваню. Его там учили, с ним возились. Он мог заметить, с кем дружил, а с кем враждовал бедняга итальянец. Это сделаю я сам. Вторая задача – выследить нищего, коли он настолько глуп, что после всех событий продолжает сидеть у цирка и петь свою околесицу. Третья – найти наконец эту латышскую плотницкую артель! Не вознеслась же она в небеса!

– Я берусь выследить нищего! – тут же заявил Гаврюша.

– Тебе лишь бы возле цирка болтаться! – прикрикнул на него Ларионов.

– Яша, – сказал Алексей Дмитриевич, качая головой. – Эх, Яша, Яша… Сколько тебе-то лет было в двенадцатом?.. Гаврюша, ступай.

Тот быстро поклонился и выскочил за дверь.

– Побольше, чем этому злодею, – спокойно отвечал Ларионов. – И натворить я много успел. Да ведь я за него, дурака, перед Богом в ответе! А я его знаю, он на соблазны падок. Он сам о себе этого не знает пока, но я-то знаю.

– Ну, увидит он издали эту мадемуазель Клариссу, что с того? Ей всего четырнадцать, дитя еще, у нее не замужество на уме, а лошади.

– А в итальянца-то влюбилась?

– Ну, как дитя может влюбиться? Как мои племянницы в кавалергардов влюбляются, когда их на улице видят?

– Что вы, господин Сурков, в девках понимаете! А у меня дома три – старшей почти пятнадцать! Одни женихи на уме!

– А ты-то, Яша, что в девицах понимаешь? Ты все по лавкам и амбарам, только утром за столом их, поди, и видишь! И то – ни о чем не спросишь!

Они затеяли этот спор, совершенно не обращая на меня внимания. Я невольно развеселилась, наблюдая этих двух тонких знатоков девичьей души. Наконец они обо мне вспомнили.

– Пока все это дело не прояснится, вы, сударыня, жить будете здесь, – сказал Ларионов. – Коли вы, как считает Алексей Дмитриевич, невиновны, то вам и незачем встречаться с частным приставом. А коли все же виновны – не обессудьте…

– Господь свидетель, я итальянца не убивала. Для чего мне его убивать?

– А конюха Карла? – вдруг спросил Ларионов.

– Какого конюха?

– Старшего конюха в труппе господина де Баха, – объяснил Алексей Дмитриевич.

– Как, неужто и его убили? О Господи! – я в волнении перекрестилась.

– Да, мисс Бетти. Как раз в ту ночь, когда вы на Гертрудинской оставались одна. Теперь понимаете, почему до выяснения всех обстоятельства вам придется жить тут, в трактире, под присмотром Свечкина? – делая мне этот вопрос, Алексей Дмитриевич потупил взор.

– Так, верно, – поддержал его Ларионов. – Пусть мы почти уверены, будто убийца – кто-то третий, а предосторожность не помешает. Вас свезут в Гостиный Двор… Эй, Гаврила Анкудиныч, заходи! Я добрый!

Но дверь не распахнулась, Гаврюша на пороге не встал.

– Он, должно полагать, у Свечкина сидит, – сказал Алексей Дмитриевич и вышел из комнаты.

Я осталась вдвоем с купцом.

– Это убийство конюха может оказаться вам во вред – коли он был свидетелем приключений ваших с итальянцем, а может и обелить вас – ведь эти два убийства непременно связаны… – тут Ларионов задумался.

Он сидел на табурете, широко расставив крепкие ноги, сдвинув черные брови, и я вдруг подумала: за этим – как за каменной стеной, никакого сравнения с суетливым чудаком Алексеем Дмитриевичем.

– Яков Агафонович, а вам-то для чего распутывать это дело? – спросила я.

– Во-первых, долг господину Суркову плачу, он меня в двенадцатом году с товарищами своими от смерти спас. Сперва для нас главное было – найти Ваню. Нашли. А господин Сурков уперся – доказать вашу невиновность решил. Ну, куда конь с копытом, туда и рак с клешней – и в этом тоже ему помогу. Может, за доброе дело Бог наградит. Вон люди на богадельни жертвуют, Гребенщиков из Митавы на наш моленный дом денег дал – от всей души. А у меня, вишь, такое послушание вышло – вас из беды вытягивать.

– Но вы мне не верите.

– Не так чтоб верил. Есть человек, который божится, что видел, как вы всадили нож в грудь итальянцу. Его слово против вашего слова… И я полагаю – коли вы виновны, то либо в цирке есть человек, который хочет вас обелить, для того и нож похитил, вы-то этого сделать не могли, либо, напротив, злейший враг – все так подстроил, чтобы на вас сошлось…

– Враг, – твердо сказала я. – Клеветник, который внушил всем, будто я… будто Гверра… Этого не было, клянусь вам!

– А для чего клеветнику это понадобилось?

– Для того, чтобы подлинный убийца остался безнаказанным!

– Так-то так… мисс Бетти…

Тут я, как говаривала баба Сашка, служившая у маман и бывшая у нас на посылках, сорвалась с гвоздя.

– Потрудитесь называть меня тем именем, которое я при крещении получила! Я – Елизавета Ивановна Полунина, отец мой погиб в седьмом году под Гейльсбергом!

Тут стремительно вошел Алексей Дмитриевич.

– Ты знаешь, что твой разлюбезный Гаврюша учудил? Он у Свечкина парик забрал – тот, что мы с ним в «Петербурге» с головы у ворюги сдернули! И с тем париком сгинул! А Свечкину сказал – господа-де велели!