Опасный груз

– Не тяжелый?! Тринадцать с половиной кило было, когда последний раз его взвешивал. Да он жрет больше меня, он с коня скоро станет, а глаза такие делает, будто еды сроду не видел. Эй! Ты! Как там тебя!.. Гулливер! Долго нам еще за грузчиков пахать?!

– Недолго.

– Ты это полчаса назад говорил, когда за спиной зеленело. А теперь везде все черное, конца-краю этому не видно. Так долго еще?

– Я же сказал – недолго. Что тебе непонятно?

– Мне все непонятно. Какого хрена мы вообще тащим этот гроб? Он меня уже до печенок достал. Давай ты подменишь меня минут на пятнадцать, может, потом нормально отвечать начнешь.

– Я и так нормально отвечаю. Идти осталось недолго, это все, что тебе надо знать.

– Это мне решать, что надо знать, а что не надо.

– Нет, ты плохо сечешь эту тему. В общем, тебе все детали знать необязательно. Не помогут тебе лишние знания. Просто смирись, что идти осталось немного. Тут я самый умный, а умный не попрется в черноту с таким грузом, если впереди длинная дорога. Ищи в этом приятные моменты. Я вот, например, даже не смотрю на черноту. Я смотрю вперед, на попку милой девочки. Мне нравится, как эта прелесть двигается: туда-сюда, туда-сюда…

– Вырви свои глаза и выбрось. Тогда есть вариант, что тебе не придется по утрам приносить Диане тапки.

– Не могу ничего с собой поделать. Такой уж я человек, не могу удержаться, чтобы не смотреть на некоторые части женских организмов.

– Слышь, ты, человек, как считаешь, сколько времени понадобится Юпитеру, чтобы нас догнать? Может, ты не в курсе, элита черноту не любит, но бегать по ней сможет спокойно, если припрет.

– В курсе. Не переживай, элитник нас не догонит. Надо просто шагать в таком темпе, без остановок и нытья. Соберись с силами, осталось недолго.

– Да тут все одинаковое, сплошная черная степь. Ни одного ориентира, ты не можешь знать, долго нам еще идти или нет.

– Шуст, ты когда-нибудь видел, чтобы половому члену дали Нобелевскую премию?

– Вопрос, так понимаю, с тупым подвохом?

– Ты о том, что умного от меня не дождешься?

– Ага, ум и ты, это, как дерьмо и небо. Ладно, допустим, не видел.

– А знаешь, почему ты этого не видел?

– Да потому, что правила Нобелевского комитета такое не разрешают. Хотя я бы не отказался посмотреть на такой номер.

– Странно, что это ты понимаешь, а вот с ориентирами косячишь. Я вот ориентиры вижу, потому что думаю головой. У тех, кто головой думает, шанс получить Нобелевскую премию есть. У меня этот шанс повыше, чем у многих, и это при том, что в основном я думаю о бабах. А у тебя без шансов.

– Огорчить хочешь? Как же ты себя любишь. И да, если уж поднимать тему половых членов, то у тебя прозвище Бабник, а бабники как раз и думают этим самым, а не головой. Ну какие тут ориентиры? Вверх да вверх шагаем, все ровное, будто катком раскатанное.

– Видишь вон там холмик.

– Где?

– Да вон, справа и впереди. Метров двести до него.

– Нет там никаких холмиков.

– Бугорок. На кротовую кучу похожий.

– У них бугорки аккуратные, а этот сильно длинный. Ты о нем?

– Да, о нем. Это хороший ориентир.

– Да тут таких бугров по три сотни на гектар.

– И снова ошибаешься, ведь этот холмик особенный.

– Чем таким он особенный?

– Еще полтора месяца назад он был человеком. Звали его Носорогом, потому что в любой непонятной ситуации он всегда пер напролом. Здоровый мужик, под пару метров ростом и в плечах, как я по высоте. Вон сколько от него черной трухи осталось, прекрасный ориентир получился.

– Не люблю я такое. Не по-людски смерть на черноте выглядит. Как это с ним случилось?

– Я его убил.

– За что?

– Он думал не головой, а сам догадайся чем. То есть никак не мог получить Нобелевскую премию.

– За такое не валят.

– Верно. Не валят. А вот за то, что много болтают, завалить могут. Носорог много болтал…

* * *

Что бы кто там ни говорил про завышенную силу бывалых иммунных, но Карата к таковым можно отнести только по количеству пережитых приключений, а не по стажу пребывания в Стиксе. Поэтому сейчас ему приходилось очень несладко. Спасибо Диане, забрала автомат и маленько патронов. Но крупнокалиберную снайперку приходилось тащить на себе плюс прочее барахло. А сейчас вновь взялся за осточертевший ящик. Тот сам по себе неподъемный, а теперь к нему еще и обнаглевший кот прибавился.

Да ладно Гранд, сейчас даже ничтожная по весу бомба, притаившаяся под кевларом, казалась той самой соломинкой, которая вот-вот сломает спину.

Пот заливал глаза, плюс невыносимо чесался нос. А руки, как назло, заняты. Даже одну высвободить нельзя, оставшаяся не удержит вес ящика, тот рухнет, подняв облако черной пыли, после чего его придется поднимать заново, растрачивая лишние силы и чихая.

Поморгав, Карат бросил взгляд вперед. Подъем заканчивается, или ему это кажется, как случалось уже не раз. Узнает это минуты через две-три, не раньше, ведь до места, где рельеф переламывается, осталось метров сто.

Сколько они уже так шагают? Пять километров? Семь? Приблизительно так.

Для черноты – приличное расстояние, даже если двигаться налегке.