«Человек есть нечто, что должно превзойти», – учит Заратустра, – «чтобы осуществился сверхчеловек». «И если у тебя не будет больше ни одной лестницы, ты должен будешь научиться взбираться на свою собственную голову: как же иначе хотел бы ты подняться выше?»162
.Смысл этого предложения: ты должен суметь преодолеть (разрушить) самого себя. Как иначе мог бы ты создать более высшее, ребенка? В главе «Блаженство против воли» жалуется Заратустра:
«Я лежал, прикованный к любви своих детей: желание наложило мне эту петлю, желание стать добычей моих детей и потеряться в них».
Ребенок Заратустры, «бездонная мысль» о вечном возвращении вещей, грозит умереть в Заратустре, не родившись, однако Заратустра возвращает ее к жизни.
«Ты шевелишься, потягиваешься и хрипишь? Вставай! Вставай! Не хрипеть – говорить должна ты! Заратустра зовет тебя, безбожник! Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания, заступник круга, – тебя зову я, самую глубокую из мыслей моих!» «Благо мне! Ты идешь – я слышу тебя! Бездна моя говорит, свою последнюю глубину извлек я на свет! Благо мне! Иди! Дай руку – ха! пусти! Ха, ха – отвращение! отвращение! отвращение! – горе мне!»163
.Как Заратустра, как солнце (высшее) всасывает в себя глубокое море, так и вытаскивает он теперь самое глубокое из себя «на свет» (аналог солнца = любовь). Мы знаем, что сам Ницше – это свет (высота), который свою мать = глубокое море всасывает в себя. Благодаря соединению с матерью Ницше стал родящей матерью. И здесь он вытаскивает свою глубину на свет и доставляет ее туда, как своего ребенка. Это напоминает о детском колодце в мифологии: умершие здесь превращаются обратно в детей и в этом качестве рождаются снова164
. Вюнше165, дающий тому многочисленные доказательства, в одном месте выразительно замечает:«Поднимающиеся к небу в империи Холда души умерших не могут, однако, безоговорочно опять возвратиться, а должны сначала в своем колодце быть обновлены».
Вюнше считает, что в основе представления о вынимании новорожденного из колодцев и прудов, лежит та мысль, что растительная и животная жизнь произрастает из преисподней. Это совершенно верно, но когда подсознание берет символику из растительного мира для описания рождения у человека, то при рождении человека должно происходить нечто существенно аналогичное: дети возникают из прудов, потому что действительно в теле матери находятся в пруду (= околоплодных водах), из которого должны прийти во внешний мир. Так, Юнг в своей работе «О конфликтах детской души»166
показывает, как маленькая Анна живо интересуется вопросом о возникновении детей, ищет решение проблемы в мире растений. Она интересуется, как выросли у нее глаза, рот и волосы, наконец, как ее братик Фриц вырос из мамы (мама = земля), и спрашивает отца: «Но как Фрицхен попал в маму? Разве его садили, разве сажали семена?». Она видит и другие аналогичные процессы в растительном мире, на которые ее подсознание направляет внимание, потому что они пригодны для символов занимающих ее тайн. В возрасте трех лет Анна слышала, что дети – ангелочки, живущие в небе, которых на землю приносят аисты.Однажды она спрашивает бабушку: «Бабушка, почему у тебя такие блеклые глаза?». Бабушка: «Потому что я ведь уже старая». Анна: «Но правда, ты потом опять станешь молодой?». Бабушка: «Нет, знаешь, я становлюсь все старше, и потом я умру». Анна: «И потом ты опять станешь маленьким ребеночком?».