Опасный метод лечения шизофрении

Тебя отравляют (потому так хорошо подходит для роли сексуального животного продолговатая по форме змея), ты становишься опасно больным, как гласит символика г-жи М. и других больных. Потом ты разрушаешься при беременности ребенком, развивающимся за счет матери как злокачественная опухоль. Мои медицинские коллеги-женщины имели в своем распоряжении достаточный материал по соответствующему образованию символов, бессознательное также его умело использовало. Так, одной особе снилось, что ее маленький брат (желаемая личность) имеет «голубиную опухоль» в желудке (голубь – символ невинности), и потом голубь у него вылетает изо рта. Другая коллега получает гнойные шишки на шее, как г-жа М. Третья несколько раз в сновидении получает раковые опухоли на пальцах рук, или же некий доцент, на которого она сделала «перенос» в сновидении, спрашивает ее о раковой опухоли (эксгибиционистское сновидение), в другом заболевают скарлатиной и т. д. Каждый сексуальный символ в сновидении, как и в мифологии, имеет значение бога, приносящего жизнь и смерть. Общий пример для всех: лошадь, одно из известных сексуальных животных, – это приносящее жизнь животное бога солнца, но лошадь – и животное мертвых, символ смерти¹⁵⁴.

Очень поучительны деструктивные представления о разрушении при различных формах самоудовлетворения. Психический аутоэротизм очень хорошо удается изучать на примере Ницше. У Ницше, который оставался одиноким всю свою жизнь, все либидо обращалось к собственной личности. Как Ницше понимал любовь, или, вернее, как он ее чувствовал? Одиночество так сильно мучило поэта, что он создал себе идеального друга, Заратустру, с которым он себя идентифицировал. Тоска по объекту любви привела к тому, что Ницше в себе самом стал мужчиной и женщиной, и то и другое в едином образе Заратустры¹⁵⁵.

«Ибо оно уже близко, огненное светило, – его любовь приближается к земле! Невинность и жажда творца – вот любовь всякого солнца! Смотрите же на него, как оно нетерпеливо подымается над морем! Разве вы не чувствуете жажды и горячего дыхания любви его? Морем хочет упиться, оно и впивать глубину его к себе на высоту – и тысячью грудей поднимается к нему страстное море. Ибо оно хочет, чтобы солнце целовало его и упивалось им; оно хочет стать воздухом, и высотою, и стезею света, и самим светом! Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие моря. И для меня в том познание, чтобы все глубокое поднялось на мою высоту! Так говорил Заратустра».

Как любовь, так и познание для Ницше заключаются в том, что он, подобно солнцу, всасывает в себя глубокое море. Таким образом, познание для Ницше – это не что иное, как страстное желание любви, творчества. Раскаленное солнце сосет из моря, как любящий, и дико движущееся море тысячью грудей поднимается навстречу солнцу, томясь жаждой поцелуев, как опьяненная любовью женщина. Фантазия сосания груди указывает на то, что солнце одновременно относится к морю как ребенок. Я напомню о том, что и Зильберер в своем втором примере гипнагогического феномена представляет страну матерей как море. Как солнце всасывает море в себя, так всасывает в себя познающий Заратустра глубину (глубокое море). Тоска по познанию, таким образом, для поэта не что иное, как тоска по живущей в его глубине матери. Если мать – это его собственная глубина, то соединение с матерью надо понимать аутоэротично, то есть как соединение с самим собою. В другом месте Ницше высмеивает проповедников «чистой любви», незапятнанного познания без какого-либо страстного желания, которое само переодеванием змеи в маску бога обманывает себя (см. Юнг: божество – собственное либидо – змея)¹⁵⁶.

«Истинно, не как творящую, рождающую, становящуюся любите Вы землю», – восклицает он сам. «Где невинность? Где воля к рождению, и кто хочет творить за пределами себя, у того только чистейшая воля. Где красота? Где я должен желать всею волей? Где я хочу любить и гибнуть, чтобы образ не остался только образом?» (Ср. более ранние разъяснения: с активированием уничтожается психическое содержание – «картина», или оно активируется уничтожением.) «Любить и погибать, это рифмуется вечно. Воля любви это также и воля смерти»¹⁵⁷.

Благодаря любовному соединению с матерью Ницше сам становится порождающей, творящей, становящейся матерью. Это бытие матерью выражается более отчетливо в следующей речи:

«Вы, творящие, вы, высшие люди! Кто должен родить – болен; кто, однако, родил, тот нечист. Спросите женщин – рождают не потому, что это доставляет удовольствие: боль заставляет кур и поэтов кудахтать. Вы творящие, и в вас много нечистого! Это потому, что вы должны быть матерями».