Опасный министр

А за эти несколько месяцев наших отношений интересы Ярослава я соблюдала гораздо чаще. Каждый документ, который он мне давал, чтобы кого-то замочить, был мною написан в выгодном для Никольского ключе. А один раз я поступила так, как нужно мне, — и сразу обиды. Я не хотела, чтобы Яра увольняли или выносили ему выговор, но я хотела сделать хорошо свою работу.

Кое-как себя успокоив, я возвращаюсь на рабочее место.

Но уже через полчаса я снова погружаюсь в тоску, а дни до воскресенья ползут мучительно медленно. У меня пропадает аппетит, желание с кем-то разговаривать и уж тем более веселиться. Ярослав мне не звонит и не пишет. Я ему тоже.

В воскресенье, проснувшись, я начинаю собираться к нему. Неприятное предчувствие саднит на душе, на глазах то и дело выступают слезы. Дрожащей рукой я засовываю ключ в замочную скважину двери Никольского и поворачиваю замок. В гостиной пусто, на кухне тоже никого.

Снимаю верхнюю одежду и с нарастающим ужасом поднимаюсь на второй этаж. Дверь в его кабинет приоткрыта, а до меня доносятся звуки печатания на клавиатуре.

— Привет, — тихо говорю и прохожу внутрь. Сделав пару шагов, останавливаюсь.

Ярослав поднимает на меня лицо. Я замечаю круги под глазами, как будто он давно не спал, и отросшую щетину. Обычно Ярослав бреется через день.

— Привет, — он опускает крышку ноутбука и поднимается из-за стола. Обходит его и становится напротив.

Яр не подошел обнять меня и поцеловать после долгой разлуки. Осознание этого прогоняет по телу ледяную волну паники.

— Как дела? — говорю первое, что приходит на ум.

Он начинает смеяться. Сначала тихо, потом громче, пока его смех не приобретает истеричные нотки.

— А ты как думаешь? — спрашивает, отсмеявшись.

Глубокий вдох, медленный выдох.

— Ярослав, — начинаю вкрадчиво. — Я понимаю, что ты на меня обижен. Так получилось, что наши профессиональные интересы пошли вразрез. Ты можешь на меня обижаться, но все-таки ты должен понимать, что я журналист, это моя работа.

— Ты предала меня, — вдруг заявляет резко. — Я не могу это простить. Долго думал, пытался, но не могу.

— Что!? — повышаю голос. — Какое еще предательство? Я тебе что, изменила? Ушла к другому?

— Предательство — это не обязательно физическая измена. Ты предала мое доверие. А я не могу быть с человеком, которому не доверяю.

От такого заявления я на несколько секунд теряю дар речи. Смотрю в жесткое лицо Ярослава, пытаясь подобрать слова.

— Нет, Яр, — выставляю ладонь вперед. — Выбирая между своей работой и твоей, я выбрала свою. Это разве предательство? Ты считаешь, что я должна была выбрать твою работу, а не свою?

— Я считаю, что, когда двое людей вместе, они должны учитывать не только свои личные интересы, но и интересы партнера. Это касается всего, включая работу.

Я фыркаю. Страх и паника, загоревшиеся внутри поначалу, сменяются злостью и возмущением.

— И много ты учитывал моих интересов по работе?

— Да. Я не давал интервью другим журналистам, хотя получал очень много запросов из разных СМИ. Все самые громкие темы, о которых можно было объявлять публично, я отдавал тебе.

— Ты отдавал мне то, что тебе было выгодно слить! — зло выпаливаю. — Ты мочил моими руками нефтяников, силовиков, министерство юстиции и много кого еще! Я для тебя просто удобный карманный журналист!

Вот я наконец-то произнесла вслух то, что меня всегда гложило. Осознание того, что он использует меня в своих целях, не просто обижало или оскорбляло. Это убивало меня. Каждый раз, когда она давал мне документ со словами «У меня есть для тебя интересная тема», — я впадала в уныние, а моя самооценка ползла все ниже и ниже.

Ярослав тяжело вздыхает.

— Поначалу я действительно планировал твоими руками только сливать и мочить. Наверное, первые две недели наших отношений так и было. Но потом нет. Я быстро понял, как много ты для меня значишь, и, как мог, старался разделять работу и наши отношения. Да, я давал тебе какие-то темы. Но ведь и ты тоже была в них заинтересована.

Я молчу, не зная, верить Ярославу или нет. Когда я первая спрашивала у него что-то по работе, чаще всего он не отвечал. И это было чертовски унизительно.

— Не надо строить из себя героя, — качаю головой. — Ты давал мне только ту информацию, которую сам хотел видеть опубликованной.

— Конечно. А какую еще я должен был давать тебе информацию? Гостайну?

Набираю в грудь побольше воздуха. Нет, я не намерена приносить ему миллион извинений и посыпать голову пеплом. В конце концов, его реформы — просто ублюдские и издевательские.

— Знаешь, если бы твои реформы были нормальными, то и моя статья была бы нормальной. Но ты предложил повысить налоги для населения! — восклицаю. — Для простых людей! В России 16 миллионов человек живут за чертой бедности, выживают! А ты собрался повышать им налоги! Как тебе вообще могло прийти такое в голову!?

Ярослав долго смотрит на меня, не произнося ни слова. Я же завелась не на шутку.