— Понимаешь ли, Алена, дело не в том, что ты что-то прососала, а в том, что ты прососала инициативу Никольского. Какого хрена ты с ним делаешь, если его предложения выходят у наших конкурентов?
— Батурин узнал об этом не от Никольского. Я не знаю, кто его источники, но точно не Никольский ему рассказал, — я осмеливаюсь слегка повернуться в сторону начальницы и поднять на нее взгляд. — Я думаю, Батурину кто-то из Минэнерго рассказал.
Тут же вспоминаю, как на вечеринке Ломакина видела Батурина, беседующего с замминистра энергетики.
— Мне плевать, от кого Батурин об этом узнал. Никольский, мать его, собрался приватизировать государственные нефтяные компании! Почему это вышло не в нашей газете!? — Яна повышает голос.
— Но не могут же все предложения Никольского выходить у нас. Мы же не единственная газета в России.
— Предложения такого уровня, как приватизация госкомпаний, должны выходить у нас, — чеканит. — Тем более, что это инициатива Никольского. Что ты с ним делаешь, разреши поинтересоваться, раз такие сенсации выходят не у тебя?
Я резко разворачиваюсь на стуле к Яне.
— У нас с Ярославом серьезные отношения! — смотрю ей ровно в лицо.
— Да какие на хрен серьезные отношения!? — шипит. — Он тебя замуж позвал? Кольцо подарил? Или он просто имеет тебя, когда ему хочется, а потом еще и сливает через тебя, что ему выгодно?
От таких слов меня бросает в жар. Чувствую, как кровь стремительно приливает к лицу.
— Короче, так, — говорит тише и спокойнее. — Это никуда не годится. Серьезные отношения с Никольским несовместимы с той работой, которую я от тебя жду. Поэтому ты или работаешь, или строишь серьезные отношения. Потому что сейчас я вижу конкретный конфликт интересов: твои личные отношения со спикером мешают твоим прямым обязанностям.
Теперь кровь стремительно отливает от лица. Ужас и паника от перспективы быть уволенной накрывают меня с головой. Наверное, надо что-то сказать в свое оправдание, но от страха у меня сковало горло.
— Я не шучу, Алена, — безжалостно продолжает. — Ты должна определиться: или ты работаешь в газете и пишешь про Никольского, или ты строишь с Никольским серьезные отношения. Но одно с другим несовместимо, на двух стульях усидеть нельзя. Сейчас я вижу, что твои личные отношения с ним мешают твоей работе. Меня это не устраивает. Мне нужен корреспондент, который будет нормально выполнять свои функции.
— Яна, — обретаю голос. — Если я с ним, это не значит, что он мне все рассказывает. Конкретно по этой теме с приватизацией у меня был только один источник — Ломакин. Мы же не можем написать на одном источнике. А у Батурина их в статье три!
— Ты могла бы попросить Пашу или меня пробить это через своих источников. Но дело не в этом, Алена, а в том, что ты прососала инициативу Никольского.
— Но если я встречаюсь с Никольским, это же не значит, что он мне все рассказывает. Да он вообще мне ничего не рассказывает! — чувствую, как на глаза уже наворачиваются слезы отчаяния.
— Значит, плохо встречаешься. Надо встречаться лучше. А еще лучше — вообще с ним не встречаться, а узнавать все от других людей. В общем, подумай о моих словах и прими решение: или у тебя серьезные отношения, или ты работаешь.
Яна отворачивается к своему компьютеру, давая понять, что разговор окончен.
Следующие полчаса я тупо пялюсь в монитор, раздумывая над словами начальницы. Ярослав знал, что в «Новостнике» готовится такая публикация. Батурин писал официальный запрос в пресс-службу министерства экономики. Настя Алексеева не могла не переслать его Ярославу.
В статье Батурина эта строчка выглядит так. Если Ярослав знал, что готовится публикация по одному из его сенсационных предложений, почему он не отдал эту тему мне? Какая ему разница, в какой газете бы это вышло?
Я действительно не могла написать о таком, имея только одного источника — Ломакина. То, что я не обратилась за помощью с подтверждением к Паше и Яне, — да, я протупила. Но ведь если бы Ярослав мне сказал, что мои конкуренты готовят такой материал, подтвердил бы мне слова Ломакина, я бы смогла написать на двух источниках.
После работы совершенно убитая и без настроения я еду к Ярославу. Потому что мы договаривались. В последний день в Китае мы виделись только на завтраке в отеле. Потом я еще мельком видела его в самолете. У него было много работы (естественно, он не говорил, какой). Да и у меня тоже была работа.
Никольский приходит в половине одиннадцатого. Я лежу на диване и смотрю телевизор, даже не вникая в суть происходящего в передаче.
— Привет, — он снимает с себя куртку.
Поднимаюсь с дивана и выхожу ему навстречу.
— Привет, — сиплю.
Ярослав одной рукой притягивает меня к себе за талию и впечатывает в свое тело.
— Я так соскучился по тебе, — он сжимает меня до хруста в косточках. Зарывается лицом в мои волосы на затылке и несколько раз глубоко вдыхает.