Сочетание хитрости с дикостью (наивностью) - мое удивительное свойство. И с неумелостью в подробностях, в ближайшем - сочетание дальновидности, расчета и опытности в отдаленном, в "конце".
"Трепетное дерево"* я написал именно как 1-ю главу "Тем. Лика". А за сколько лет до "Т. Л." оно было напечатано, и тогда о смысле и тенденции этой статьи никто не догадывался.
А в предисловии к "Люд. лун. света" - уже все "Уедин." .
(в ват...).
* * *
Я не враждебен нравственности, а просто "не приходит на ум". Или отлипается, когда (под чьим-нибудь требованием; ставлю темою. "Правила поведения" не имеют химического сродства с моею душою; и тут ничего нельзя сделать. Далее, люди "с правилами поведения" всегда были мне противны: как деланные, как неумные, и в которых вообще нечего рассматривать. "Он подал тебе шпаргалку: прочтя которую все о нем знаешь". Но вот: разве не в этом заключается и мой восторг к "другу", что когда увидишь великолепного "нравственного" человека, которому тоже его "нравственность" не приходит на ум, а он таков "от Бога", "от родителей" и вечности, который не имеет двоящейся мысли, который не имеет задней мысли, который никогда ни к кому не имел злой мысли, - то оставляешь художества, "изящное", из рук выпадает "критика чистого разума", и, потихоньку отойдя в сторону, чтобы он не видел тебя, - следишь и следишь за ним, как самым высшим, что вообще можно видеть на земле.
Прекрасный человек - и именно в смысле вот этом: "добрый", "благодатный" - есть лучшее на земле. И поистине мир создан, чтобы увидеть его.
Да к чему рассуждения. Вот пример. Смеркалось. Все по дому измучены как собаки. У дверей я перетирал книги, а Надя (худенькая, бледная горничная, об муже и одном ребенке) домывала окна. "Костыляет" моя В. мимо, к окну, - и захватив правой рукой (здоровая) шею Нади, притянула голову и поцеловала, как своего ребенка. Та, испугавшись: "Что вы, барыня?" Заплакав, ответила: "Это нам Бог вас послал. И здоровье у вас слабое, и дома несчастье (муж болен, лежит в деревне, без дела, а у ребенка - грыжа), а вы все работаете и не оставляете нас". И отошла. Не дождавшись ни ответа, ни впечатления.
Есть вид работы и службы, где нет барина и господина, владыки и раба: а все делают дело, делают гармонию, потому что она нужна. Ящик, гвозди и вещи: вещи пропали бы без ящика, ящик нельзя бы сколотить без гвоздей; но "гвоздь" не самое главное, потому что все - "для вещей", а с другой стороны, "ящик обнимает все" и "больше всего". Это понимал Пушкин, когда не ставил себя ни на капельку выше "капитана Миронова" (Белогорская крепость); и капитану было хорошо около Пушкина, а Пушкину было хорошо с капитаном.
Но как это непонятно теперь, когда все раздирает злоба.
* * *
В поле - сила, пол есть сила. И евреи - соединены с этою силою, а христиане с нею разделены. Вот отчего евреи одолевают христиан.
Тут борьба в зерне, а не на поверхности, - и в такой глу-бине, что голова кружится.
Дальнейший отказ христианства от пола будет иметь последствием увеличение триумфов еврейства. Вот отчего так "вовремя" я начал проповедовать пол. Христианство должно хотя бы отчасти стать фаллическим (дети, развод, т. е. упорядочение семьи и утолщение ее пласта, увеличение множества семей).
Увы, образованные евреи этого не понимают, а образованным христианам "до всего этого дела нет".
* * *
- Зачем я пойду к "хорошему воздуху", когда "хороший воздух" сам ко мне идет. На то и ветерок, чтобы человеку не беспокоиться.
(на: "поди гулять, хороший воздух").
* * *
Когда жизнь перестает быть милою, для чего же жить?
- Ты впадешь в большой грех, если умрешь сам.
- Дьяволы: да заглянули ли вы в тоску мою, чтобы учить теперь, когда все поздно. Какое дело мне до вас? Какое дело вам до меня? И умру, и не умру-мое дело. И никакого вам дела до меня.
Говорили бы живому. Но тогда вы молчали. А над мертвым ваших речей не нужно.
(за набивкой папирос).
* * *
Смерть есть то, после чего ничто не интересно.
Но она настанет для всего.
Неужели же сказать, что - ничто не интересно?
Может быть, библиография Тургенева теперь для него интересна? Бррр...
* * *
"Религия Толстого" не есть ли "туда и сюда" тульского барина, которому хорошо жилось, которого много славили, который ни о чем истинно не болел. _
Истинно и страстно и лично. В холодности Толстого его смертная часть.
(читая Перцова о "Сборнике в его память" )
* * *
Как я смотрю на свое "почти революционное" увлечение 190..., нет 1897-1906 гг.? - Оно было право.
Отвратительное человека начинается с самодовольства. И тогда самодовольны были чиновники. Потом стали революционеры. И я возненавидел их.
* * *
Перечитал свою статью о Леонтьеве* (сборник в память его). Не нравится. В ней есть тайная пошлость, заключающаяся в том, что, говоря о другом и притом любимом человеке, я должен был говорить о нем, не прибавляя "и себя". А я прибавлял. Это так молодо, мелочно, - и говорит о нелюбви моей к покойному, тогда как я его любил и люблю. Но - как вдова, которая "все-таки посмотрелась в зеркало".