Физически она пострадала значительно меньше, нежели душевно. Уже на третий день обильно украсившие ее желтушные синяки начали понемногу бледнеть. Но малейшее воспоминание о пережитом неизменно повергало девушку в содрогание и ужас.
Хуже всего было другое: смерть Полины, невольной виновницей которой Настя считала себя, доставляла ей невыразимые душевные страдания.
Теперь случившееся с нею самой представлялось Насте расплатой за гибель ни в чем не повинного человека, причем, расплатой еще мягкой, божеской. За короткое время после возобновления их знакомства Настя прониклась к молодой журналистке искренне дружеской симпатией. Помимо того, что она успела для нее сделать, Полина на своем примере показала ей, что можно открыто бросать вызов опасности, не сдаваться и не отступать — не только на словах, но и на деле…
Как трудно, почти невозможно было поверить в ее смерть! Порой Насте начинало казаться, что вот-вот в дверь ее квартиры позвонят — и войдет Полина, живая и невредимая; войдет и скажет со своей обычной озорной улыбкой:
— Привет! Ты чего такая кислая? А ну, выше нос!
Предупреждавшие Настю инквизиторы говорили сущую правду. Загадочная история, в которую она была поневоле втянута минувшей осенью, оказалась не просто опасной, но опасной смертельно! При всем при этом Настя до сих пор ровным счетом ничего не понимала в происходящем.
Накануне своей гибели Полине несомненно удалось кое-что разузнать. И она уже готова была поделиться этим с Настей. Но вмешательство зловещей темной силы вновь низвергло Настю в бездну неведения и страха. И она была благодарна судьбе за то, что в этот критический момент не осталась одна.
В тот роковой вечер Настя даже на разглядела своего спасителя толком. Лишь инстинктивно почувствовала, что он молод, полон уверенности и здоровья. И разумеется, она так и не узнала его имени — в ее тогдашнем состоянии подобная забывчивость являлась вполне простительной.
Проводив потрясенную девушку домой, незнакомец велел ей немедленно выпить успокоительного, что она тотчас и проделала, проглотив лошадиную дозу тазепама. Только оказавшись дома Настя наконец ощутила себя в относительной безопасности. И странное дело: присутствие этого незнакомого человека вовсе не пугало ее, но напротив, необъяснимым образом действовало лучше пресловутых таблеток.
По ее просьбе незнакомец посидел рядом с Настей на кухне. Напоил девушку чаем, который сам же и заварил — как выяснилось, удивительно вкусно! Говорил ей какие-то тихие добрые слова, которых Настя не запомнила, но само звучание его ровного и уверенного мужского голоса постепенно возвращало ее к жизни. В нем звучало искреннее сочувствие, поддержка сильного. Это мог быть голос отца, брата, друга. И слушая его, Настя постепенно перестала дрожать. Овладевшие ею страх, потрясение, боль, — понемногу притупились. И проводив гостя, который обещал назавтра непременно к ней заглянуть, Настя бессильно провалилась в глухое забытье.
Проснулась она около полудня. Все тело безжалостно ломила тупая ноющая боль. Кружилась голова. Движения были замедленными, как у лунатика.
Взглянув на себя в зеркало, Настя едва не грохнулась в обморок. И было от чего. Насильники разукрасили ее как задиристого алкаша в уличной потасовке. Теперь, пока не сойдут синяки и не затянется в душе саднящая рана, она неизбежно вынуждена будет несколько дней безвыходно просидеть дома. Давно обещанный приезд на дачу снова на неопределенное время откладывался. И поразмыслив, Настя поняла, что, во избежание трудных вопросов, она должна будет вечером попытаться внушить Любе, будто ей неожиданно предложили очень срочный и выгодный перевод. Только бы подруга во время очередного наезда в Москву не вознамерилась сама нанести ей визит!
Обращаться в милицию Настя благоразумно не стала. Не приходилось сомневаться, что это, как водится, было практически бесполезно. Зато с легкостью могло причинить ей дополнительные душевные страдания.
Вызванный ею врач, тщательно осмотрев Настю, многозначительно заявил, что последствия падения с велосипеда, как она объяснила свое состояние, могли быть куда плачевнее, но в целом девушке несомненно повезло.
Следующие несколько часов этого дня Настя провела словно в тумане. Она пыталась заснуть. Но стоило только закрыть глаза, как перед ее внутренним взором появлялось окровавленное лицо Полины. Пробовала заняться домашним хозяйством, но все валилось у нее из рук, Настя даже разбила свою любимую чашку. Смотреть взятый напрокат у соседей крошечный чернобелый телевизор, с экраном не больше почтовой открытки, ей оказалось больно. А музыки в этом доме больше не было. Во время недавнего погрома мамина радиола была разбита чем-то тяжелым, а Настин неразлучный стереоплейер раздавлен каблуком непрошеного башмака.
От невозможности хоть ненадолго забыться, Настя едва не расплакалась. Но тут в дверь ее квартиры позвонили. И вздрогнув от неожиданно резкого звука, Настя с замирающим сердцем метнулась к глазку.