Операция «Анастасия»

— Вот и славно… — обволакивающе улыбнулась она и нежно прильнула к нему, потерлась об его напряженный торс широкими обнаженными бедрами, выгнулась дугой и подставила его губам пышную божественную грудь.

И, чувствуя, что летит в манящую бездонную пропасть, Константин Сергеевич, задыхаясь, принялся целовать эти восхитительные мраморные плечи, эту сладостную грудь с точеными коричневыми сосками, этот шелковисто нежный живот с изюминкой пупка.

Издав томный мучительный стон, Эвелина Альбертовна уперлась руками в его склоненные плечи и властно опустила перед собой на колени, заставив Константина Сергеевича исступленно проделать то, чего он никогда в жизни не делал ни с одной женщиной, отчего внезапно получил невыразимое наслаждение и за что был вскоре воистину по-царски вознагражден на непомерно широкой тахте…

Бездна любви оказалась очень глубокой, Лишь утром в понедельник Константин Сергеевич, не чувствуя тяжести своего тела и пошатываясь, будто от морской болезни, кое-как сумел из нее выбраться. В ушах у него стоял сладкий стон. Глаза были застланы эротическим туманом. Тело изнывало от немыслимых изощренных ласк, дарованных ему неутомимой богиней любви. И хоть сил у него не осталось даже на то, чтобы поутру самостоятельно застегнуть брюки — это сделала за него Эвелина Альбертовна, — душа его ликовала. Ибо он наконец обрел то, что столько лет безнадежно искал и уже не чаял найти.

Константин Сергеевич обрел свое счастье.

16

«Держи меня, соломинка, держи…»

Эти слова Настя твердила про себя уже три дня, как молитву, как заклинание.

В субботу утром в стопке позабытых пластинок, которые давным-давно никто не слушал, она отыскала старый альбом Аллы Пугачевой, так нравившийся ей в школьные годы, завела допотопный, с простудной хрипотцой стереопроигрыватель «Аккорд» и на время обрела утешение своей мятущейся душе.

Музыка была необходима ей как воздух. Не та, энергичная и беззаботная, что звучала сутками напролет на каналах радио и телевидения, но какая-то особая, способная проникнуть в самое сердце. И старые песни Пугачевой как нельзя лучше соответствовали ее настроению.

Напрасно прождав мужа всю долгую и почти бессонную ночь, Настя под утро поняла, что, кроме себя самой, надеяться ей больше не на кого.

Исчезновение Константина поначалу ее встревожило. Такого с ним еще не бывало. Он мог задерживаться. Мог прийти заполночь, когда она и Зайка уже спали. Но чтобы не явиться вовсе…

Случись такое несколько лет назад, когда их отношения еще можно было назвать относительно нормальными, Настя была бы попросту в панике. Обзвонила бы и подняла на ноги всех общих знакомых и друзей. И наконец, с холодеющим сердцем стала бы наводить справки в больницах и моргах…

Под утро она даже собралась было позвонить тем немногим знакомым и друзьям мужа, которые еще поддерживали с ней какие-то отношения. С трудом дождавшись девяти, когда ее внезапный звонок уже нельзя было назвать неуместно ранним, Настя даже сняла трубку, но, после минутного раздумья снова опустила ее на рычаг. Она как будто впервые поняла, что у Константина Сергеевича теперь своя собственная личная жизнь, в которой у нее если и есть какое-то место, то лишь формальное, и что он вполне имел право исчезнуть, не ставя ее в известность, а то и вовсе не прийти ночевать.

«Держи меня, соломинка, держи! Когда вокруг шторма двенадцать баллов…» — надрывался старенький проигрыватель. Возбужденная музыкой, Зайка скакала по квартире ходуном, исполняя какой-то дикий танец. Опустошенная и растерянная, Настя бездумно сидела возле тумбочки с телефонным аппаратом. Неприбранные соломенные волосы свисали едва ли не до самого пола.

Наконец она решительно встала. Принялась за уборку.

Несколько часов подряд Настя трудилась, как заведенная. Зайка, подхватив санки, с утра пораньше отправилась гулять, благо погода стояла прекрасная, солнечная. Упрятав волосы под импровизированной чалмой из розового махрового полотенца, Настя самоотверженно перемыла везде полы, отдраила до зеркального блеска ванну, раковину и стенной кафель. И напоследок перемыла с «пемоксолем» всю посуду.

В обычные дни после такого трудового подвига она просто свалилась бы без сил. Но сегодня Настя почти не замечала усталости, ежечасно взбадривая себя лошадиной дозой растворимого бразильского кофе. И курила, разумеется. Это занятие, казавшееся ей в недавнем прошлом отвратительным, неожиданно быстро вошло у нее в привычку.

Пока она была занята делом, мучительные сомнения и страхи последних дней на время оставили Настину голову в покое. Но когда делать по дому оказалось больше нечего, Настя вновь с ужасом обнаружила, что от волнения не находит себе места. По давнишней детской привычке она чуть было не начала грызть ногти. Но к счастью, вернулась с улицы Зайка, неуемная и раскрасневшаяся от мороза, и Настя с облегчением занялась приготовлением обеда. Скоро она отправится в больницу к маме, и это поможет ей еще на несколько часов забыть о происходящем.