Операция «Анастасия»

Потом, затмив собою все остальные, всплыло перед нею одутловатое, похожее на распаренное коровье вымя неприступно-надменное женское лицо в кабинете какой-то неизбежной конторы, ведающей постоянной пропиской мертвецов на московских кладбищах. Сама Настя попросту не разыскала бы этой проклятой конторы. Спасибо старой школьной подруге, которая буквально отвела ее туда за руку. Оглушенная случившимся, Настя долго не могла понять: чего от нее хотят? Почему невозможно без невыносимых унизительных объяснений подписать необходимые бумаги?! Увы, таков был неумолимый порядок. И Насте пришлось заплетающимся языком мучительно объяснять этому идолу, жуткому лицу, отчего ее мама имеет полное право обрести покой не в Митино, как ей настойчиво предлагали, а рядом со своими родителями, на кладбище Донского монастыря. Бесстыдно упрятав глаза за дымчатыми позолоченными очками, коровье вымя равнодушно бубнило Насте, что захоронения в центре Москвы производятся лишь по специальному разрешению и прозрачно намекала, каким именно образом она могла бы упомянутое разрешение получить. Возмущенная этим, подруга схватила Настины бумаги и напрямую сломилась к вышестоящему начальнику. И только благодаря ей необходимое разрешение было с грехом пополам получено. Выходя из кабинета, Настя не могла не заметить растерянные, залитые слезами лица одетых в траур людей, которые уже либо получили подобный отказ, либо ожидали его. Подруга откровенно по-русски выругалась. Поистине, в этой стране живые могут завидовать мертвым!

После этого сквозь мельтешащее месиво туманных картин и лиц медленно проступило трепетное пламя свечи, которую Настя держала перед собою в оцепеневшей руке. Молодой благообразный священник с монотонной торжественностью читал над гробом новопреставленной рабы Божией Натальи дивные слова последнего канона на исход души из тела.

— Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшей рабе твоей… И сотвори ей вечную память!..

Жалобно позвякивало в руке у него небольшое серебряное кадило. В клубах благовонного дыма белело над краем багряного гроба невозмутимое мамино лицо. Гулко отдавалось под сводами монастырского собора проникновенное ангельское пение:

— Вечная па-амять… Веч-на-я!..

Пронзая душу, скорбно глядели на Настю темные лики высоких древних образов, перед которыми теплились свечи…

И, осторожно поддерживаемая под руки, снова шатко ступала она по зернисто-влажному снегу вслед за печально плывущим гробом. Хрипло орало воронье среди столетних черных лип и кленов монастырского кладбища, над кровавыми откосами древних сумрачных стен и башен.

В ритуальном зале старенького крематория Настя в последний раз склонилась над тихим лицом матери; робко поцеловала холодные безответные губы и окостеневший лоб. В эти минуты трудно, невозможно было поверить, что, спустя мгновение, закрытая крышка гроба навеки скроет от нее это родное лицо. Мама как будто уснула и неприметно улыбалась во сне. Чему она улыбалась? Что хотела сказать дочери на прощание?!

Судорожно прижимая к груди руки, Настя смотрела, как под звуки траурной музыки мамин гроб неотвратимо погружается в отверзшуюся бездну. Господи, неужели все это происходит с нею наяву? Это какое-то наваждение! Смерти нет и не может быть! Мама, мамочка, проснись!..

Дальнейшее Настя помнила смутно. В табачном дыму проплывали перед нею невнятные картины унылого застолья. И снова лица, объятия, слезы… Снова отдаленные слова, сочувственные прикосновения чужих рук, зеркало на стене, задрапированное черным… Стоящий на стуле большой фотопортрет Натальи Васильевны, с символической неполной рюмкой, которую ей уже не суждено осушить… Путающийся под ногами, жалкий и потерянный Томми; его тонкий, заунывно прощальный скулеж… Беспорядочная гора чужих пальто и шуб в прихожей и на диване… Хлещущая на кухне горячая вода… Хруст разбитого стекла под ногами… Резкий тошнотворный запах водки…

Внезапно из всего этого бессмысленного хаоса вынырнуло недоуменное Зайкино лицо; перед тем, как отец на несколько дней увез ее к себе, она все спрашивала Настю настойчиво:

— Мама, ну, скажи, что с бабушкой?.. А когда она приедет?

Только на третий день Настя постепенно начала выходить из овладевшего ею полузабытья. Было утро. Все последние ночи Настя спала не раздеваясь. Изможденное тело ломила безжалостная усталость, заметно побаливала отяжелевшая голова.

Приняв душ, Настя машинально вытерла и хорошенько расчесала свои роскошные волосы, затем переоделась и села за письменный стол у окна.

Взгляд ее туманно скользил по стене, от одной потускневшей старинной фотографии к другой; перебирал дорогие сердцу лица в расставленных на столе застекленных рамках.

Вот ее прадед: задумчивый изящный красавец с мужественными усиками, в кожаной куртке и глянцевитом шлеме авиатора.

Он же под винтом своего боевого «Ньюпора»: стройный, грознобровый, в новеньком мундире поручика, с парадом георгиевских крестов поперек груди.