Как и в предыдущий раз, я сделал небольшой словесный портрет разведчика, не называя его имени, а также дал заключение о подлинности указанных в нём фактов.
Третье сообщение содержало текст, следующего содержания:
От папки с личным делом веяло холодом, поэтому я незамедлительно сообщил о смерти агента. Данная шифрограмма была отнесена мною к категории дезинформации.
Таким образом, были разобраны двенадцать шифрограмм. Из них только три сообщения я отложил в папку достоверных сообщений, а остальные к категории дезинформации. Когда мы закончили, часы в углу кабинета пробили шесть раз, что свидетельствовало о наступлении утра. Все присутствующие подписали составленный Судоплатовым протокол, который он положил на стол Берии. В отличие от меня, офицеры держались бодро, хотя, наверное, не спали уже больше суток. У меня же подкашивались от усталости ноги, и я был рад, когда нарком приказал отвезти меня назад.
Не знаю, в какой степени моя информация помогла советскому командованию при подготовке операции на Курском выступе, но в конце августа 1943 года Берия лично вручил мне орден Отечественной войны второй степени.
Раз в неделю из наркомата поступали документы для «экспертизы». Их привозил в несгораемом металлическом ящике посыльный в чине полковника, который передавал его под роспись Нелли Ивановне, а та приносила его мне. Документы были рассортированы по отдельным папкам, внутри которых лежали вкладыши, в которых указывалось, что мне надлежало сделать с тем или иным документом. После «экспертизы» документы возвращались обратно в Москву.
Помимо «бумажной» работы, меня привлекали к психологической обработке людей. У одних меня просили стереть конкретные события в памяти, у других абсолютно всё, включая личностные данные. После такой обработки люди не помнили о себе ничего, и им предстояло начинать жизнь с чистого листа. Были случаи, когда я работал с разведчиками, которым «прописывал» новые биографии перед заброской в тыл врага, но чаще приходилось заниматься шпионами, у которых из подсознания изымались шифры и коды.
Однако наряду с «рядовой» работой мне иногда поручали обработку довольно известных личностей.
…Одним из таких моих «пациентов» был генерал – фельдмаршал Фридрих Паулюс.
В 1944 году высшее руководство СССР задумалось о политическом обустройстве послевоенной Европы и стало предпринимать в этом направление определённые шаги. Так, например, одним из направлений идеологической работы с пленными немецкими солдатами и офицерами было искоренение в их сознании идей национал-социализма. Естественно, «обрабатывать» каждого солдата никто не собирался, но идея по созданию организации, на которую будут возложены эти функции, была оправдана. Сталин посчитал, что пленный немецкий солдат быстрее поверит своему генералу, нежели советскому политработнику, и поручил Берии создать «Союз немецких офицеров». После соответствующей обработки в НКВД часть пленных генералов пошла на сотрудничество с органами, и «добровольно» вступила в вышеназванный союз. Однако среди них не было ни одной авторитетной личности, за которой пошёл бы немецкий солдат. Самой подходящей кандидатурой на должность Председателя союза Сталин видел кандидатуру Паулюса, но фельдмаршал в категорической форме отказывался даже разговаривать на эту тему. И вот, исчерпав все свои возможности, чекисты привезли генерала ко мне.
С первого взгляда я понял, что он давно и серьёзно болен, и ему в настоящий момент нет абсолютно никакого дела до какого-то там союза. Ему бы сейчас от боли избавиться да жизнь свою спасти, а не играть в эти идеологические игры.