Операция «Артефакт»

По сценарию Берии мне необходимо было спрятаться за потайной дверью. После того, как американский посол начнёт зачитывать поздравление, мне надлежало ввести всех людей, находящихся в этот момент в Георгиевском зале, в гипнотический ступор. Далее, убедившись в том, что все присутствующие на церемонии неподвижно застыли, выйти из своего убежища, вложить в руку посла США заранее приготовленный револьвер американского производства, внушить послу команду на произведение выстрела и спрятаться обратно в нишу. Там мне надлежало находиться до того момента, когда за мной придёт Эйтингон. После окончания операции мне пообещали изготовить любые документы, выплатить большую сумму денег и предоставить жилое помещение в любой точке на карте СССР, которую я выберу по своему усмотрению.

С точки зрения заговорщиков, а именно так я стал называть про себя эту троицу, никаких технических трудностей в проведении операции – ликвидации – не было. Оставалось только отработать отдельные детали на статистах, побывать в Кремле на месте предполагаемых событий и разработать пути моего отхода.

* * *

Все оставшиеся до операции дни Эйтингон работал со мной на износ. На четвёртый день он вывез меня в Подмосковье, где на территории какой-то воинской части в большом ангаре на бетонном полу был нарисован в пропорциях 1:1 план Георгиевского зала. Была набрана группа статистов из числа пленных немцев, которые имитировали послов. Статист, изображающий американского посла, которому я в руку вкладывал пистолет, был сотрудником МГБ. Прикасаясь к нему, я узнал, что это капитан МГБ по фамилии Безродный. Фамилия в полной мере отражала судьбу этого человека. Родом он был из глухого сибирского городка Тайшета. Родителей не помнил, воспитывался в детдоме, жены, детей и родственников не имел. Впереди у него маячила тюрьма, угроза расстрела, реабилитация, увольнение из органов и недолгая жизнь в семейном кругу до ноября 1964 года, когда он должен будет умереть на руках своей жены.

Во время тренировки никаких проблем с «выключением» присутствующих в «зале» не возникало. Как только все замирали, я выходил из своего укрытия, вкладывал пистолет в руку «посла», делал ему внушение, после чего уходил к «потайной» двери и громко хлопал в ладоши. «Посол» производил выстрел в манекен, стоящий перед ним, и просыпался. По окончании тренировки я стёр из памяти присутствующих всю информацию об этом дне.

А вот с посещением Георгиевского зала возникли проблемы. Несмотря на генеральские погоны Эйтингона и его причастность к МГБ, нас не пустили на территорию Кремля по причине изменения пропускного режима на период празднования юбилея вождя.

На обратной дороге в Лефортово мы почти не разговаривали. Эйтингон о чём-то сосредоточенно размышлял, отвечая на мои вопросы односложно, показывая всем своим видом, что ему надо серьёзно подумать.

* * *

В томительном ожидании прошли последние сутки. Несмотря на то, что встреча Сталина с послами была назначена на два часа дня, меня подняли в пять утра, а в семь мы с Эйтингоном уже мчались на машине в направлении Кремля. В эти дни в Москве как никогда было тепло, ночью немного подмораживало, а днём стояла плюсовая температура. Недавно выпавший снег превратился в грязные потоки талой воды, которую безуспешно пытались вымести дворники. В связи с юбилеем вождя весь центр города был перекрыт сотрудниками милиции и МГБ. Пока мы ехали по городу, нас останавливали для проверки документов три раза, и это несмотря на то, что на нашей машине стояли спецномера, а Эйтингон был одет в генеральскую форму МГБ. В Кремле дела обстояли ещё хуже. По всему периметру кремлёвской стены, с её внутренней стороны, через каждые двадцать метров был выставлен караул из солдат МГБ. Нас с Эйтингоном заставили выйти из машины, а саму машину тщательно обыскали. В наших пропусках, которые показал Наум Исаакович, были поставлены специальные штампы и отмечено время прибытия. Мой паспорт, который предъявил за меня Эйтингон, был изъят, а вместо него мне выдали специальный жетон, который я должен был закрепить на ватнике. По нашей легенде, я был столяром-краснодеревщиком, которого привезли в Кремль для срочного ремонта паркета в Георгиевском зале, для чего в багажник нашего автомобиля был положен ящик со столярным инструментом. Потратив на проверку более двадцати минут, нам разрешили двигаться дальше, но только пешком. Автомобиль развернули и отправили на стоянку.

Когда мы добрались до Георгиевского зала, часы показывали девять часов утра. Я делал вид, что занимаюсь ремонтом паркета, а Эйтингон ловил удобный момент, чтобы спрятать меня в нише. Наконец в районе десяти часов такая возможность появилась, и мы незамедлительно ею воспользовались. Дальше оставалось только ждать и надеяться, что ничего непредвиденного не произойдёт.