— Рядом с ней у меня потели ладоши и сердце колотилось где-то в горле. Я начинал говорить всякие глупости, который вовсе не имел в виду, а она заливисто хохотала. И этот смех был самым замечательным звуком. Я был готов валять дурака сутки на пролет, лишь бы слышать её смех снова и снова.
В тот вечер папа говорил без устану и задремал на диване с наполовину опустевшей чашкой чая в руке, так и не закончив рассказ. Софи подложила под его склонившуюся набок голову подушку и накрыла плечи одеялом, а сама вышла на крыльцо. То, о чем говорил отец, пробудило в ней её собственные воспоминания о маме, и те вырвали её из реальности позднего сентябрьского вечера и понесли сквозь калейдоскоп прошлого. Вместо дуновения сухого холодного ветра Варгас чувствовала тепло и мягкость рук, обнимавших её в моменты глубочайшей грусти и крайнего отчаяния. Сейчас она нуждалась в этих руках как никогда прежде. Всё то, через что раньше Софи приходилось проходить и из-за чего мама её утешала, было пустяком по сравнению с тем, что терзало её сейчас. И именно в этот момент она ощущала себя — и, пожалуй, была на самом деле — по-настоящему одинокой.
Было тихо — здесь ни у кого было лишних денег на полив газонов и времени на высаживание деревьев, чтобы в них дуновение ветра превращалось в музыку шелеста. Только кое-где из сухой жженой почвы наверх проталкивались упрямые кактусы. Не лаяли собаки, не водились цикады, невыносимо жарким летом над домами парили только широкие силуэты падальщиков, высматривающих погубленную жарой добычу. Нет, здесь оставаться Софи точно не хотела.
***
Полное непонимание сменилось отчетливым знанием, но чтобы пустить дело в ход, ему требовалось собственные умозаключения подкрепить авторитетными сведениями. Хортон рыл пропитывающуюся осенними проливными дождями землю без передыху целый месяц. Он чувствовал, что изгваздался в этом до бровей, но не мог остановиться. Джайлз входил в форму, улавливал перед собой виляющий след Мехмета — а так, Фараджа, его поставщиков и его покупателей заодно — и пытался прийти в норму. Последнее удавалось хреново — Варгас мерещилась ему повсюду. С работой дела шли лучше. Ему удалось возобновить контакт с Омером Тураном, а менее недели назад нащупать возможную цель в правительстве. Он планировал ухватиться за заместителя главы комитета по контролю за деятельностью военных трибуналов при Великом национальном собрании*, тот был из числа контактов Фараджа в парламенте и силовых структурах. Кроме амбиций и жадности у него не было значительного количества рычагов влияния, но Хортон отчетливо видел, за что мог ухватиться.
Найденный им контакт был в первой пятерке Партии национального действия и совершенно очевидно для постороннего взгляда метил в спикеры. Настрои в Турции — Джайлз долго изучал их с момента прибытия в Анкару и наконец начал улавливать направление ветра — в виду разгоравшихся в соседних странах конфликтов, внутренних неурядиц и вопроса принятия мусульманских беженцев в Европе стали отдавать национализмом и некоторым евроскептицизмом. А так, крайняя правая Партия национального действия имела веские шансы на грядущих парламентских выборах не только преодолеть десятипроцентный порог, но и оказаться в большинстве. Отслеживаемый Джайлзом контакт вполне мог осуществить свои стремления возглавить Великое национальное собрание. Если только с подачи американской разведки наружу не просочатся сведения о его сотрудничестве с терроризирующими курдов оружейными торговцами. Амбиции против корысти, страх публичного суда против страха смерти — Хортон не видел в противовесе этих аргументов причин по которым не мог склонить чаши весов в свою пользу.
И все же ему было неспокойно. Чтобы развеяться, он переоделся и вышел на позднюю пробежку. К вечеру над Анкарой развело тучи, и в лужах отражались блики заката. Воздух был густым, влажным, отдаленно напоминающим океанический бриз в Гвалале.
Он бежал, прислушиваясь к собственному телу и по старой привычке делая перекличку ноющих суставов и остро выстреливающих болью нервных окончаний у раздробленных взрывом костей. Взрыву в Кабуле скоро должен был исполниться ровно год, а Джайлз всё ещё был неупорядоченным месивом мыслей и эмоций.