Улица была из тех, на которой самой Варгас жить не доводилось. Дома здесь стояли, окруженные просторными зелеными лужайками, к каждому вела широкая подъездная дорожка, деревянные веранды и оконные рамы были окрашены в белый, а фасады домов — в кремовый и желтый. Между ними пролегала полоса ровно уложенного асфальта, и по нему ветер гнал первую осыпавшуюся с деревьев желтеющую листву, прибивая к бордюрам. Здесь не было богатства, только размеренное течение стабильной, уютной жизни. Такой, которая была Софи не знакома в детстве, и которой, конечно, не могло быть в реалиях её профессии. Такой, на которую она нередко с легкой меланхоличной завистью засматривалась.
В теплых домах на таких улицах, казалось ей, семьи знали друг о друге всё, дети на завтрак ели хлопья, а со школы возвращались на задних сидениях родительских авто. Мужья и жены вечерами ложились в свои кровати, уверенные друг в друге и в завтрашнем дне. До этого самого момента Софи и не осознавала, насколько устала и подсознательно стремилась в подобную тишину.
Наверное, у каждого был свой срок службы, по истечению которого внутри что-то безвозвратно выгорало. Варгас подумалось, что свет в её лампе, всё это время безостановочно ведущий её вперед, необратимо погас. Она не находила в себе запала, способного зажечь её снова. Ни чувство долга, ни жажда приключений, ни рвение отомстить, ни даже сила привычки — ничто внутри неё не отзывалось и не провоцировало желание вернуться в Анкару.
Дом, ради которого она проделала долгий путь с одного побережья на другое, из Вашингтона в Портленд, был одноэтажным, с густыми вечнозелеными кустами, ровно подстриженными вдоль ведущей к крыльцу аллеи, с покачивающимся на ветру флагом и белым семейным фургоном у гаража. На ступенях остались лежать оставленные кем-то из девочек розово-фиолетовые наколенники и велосипедный шлем. Здесь жили жена и дочери Фердинанда Блэйка. Софи сморгнула собравшуюся в углах глаз влагу и торопливо подхватила предательски покатившиеся вниз капли. Вдова и осиротевшие девочки.
Три долгих изнуряющих перелета, ночи в аэропортах и гостиницах рядом с ними, такси и гудящая от боли и скачков давления голова — всё ради того, чтобы так и не решиться постучаться. Была суббота, все трое девочек Фера были дома, и Варгас будто высокочастотный ток ощущала их присутствие. Она ехала сюда, испытывая острую потребность сделать это, но не понимая, зачем и как. Софи не знала слов, которыми могла бы объяснить случившееся. И не представляла, как сделать это, не выдав себя — как агента ЦРУ в первую очередь. А потому написала всего несколько строк и вставила записку в букет роз, которые нашла в супермаркете, мимо которого проезжала.
«Мы проработали с Фером плечом к плечу 4 года, и что бы вам о нём ни сказали, помните одно: он любил вас троих больше всего в жизни. Больше самой жизни!
Сожалею о вашей утрате»
Цветы она оставила на ступенях крыльца и спешно зашагала прочь. Глотая покатившиеся градом слезы и вырывающиеся рыдания, она не обратила внимания на машину, покатившуюся следом за ней, и когда та темным силуэтом перегородила ей проход, Софи напугано встрепенулась. Задняя дверца открылась, и оттуда немного неловко выбрался мужчина. У него был высокий лоб и коротко отстриженные светлые волосы, отчего румяность его кожи становилась контрастно заметной и ярко подчеркивающей необычайную голубизну глаз.
— Мисс Варгас, — сказал он, одергивая края не застегнутого пиджака, — Вы не против, если я прогуляюсь вместе с Вами?
***
Она стояла перед ним, подняв плечи и неспокойно сомкнув пальцы в замок, в своём несчастье кажущаяся совершенно юной, и на какое-то нерациональное мгновение Барри показалось, что он ошибся. Это круглое заплаканное личико латиноамериканского ангела не могло принадлежать агенту, отдавшему службе в ЦРУ пятнадцать лет.
Исключительно по-мужски — не беря во внимание его семейный статус и возраст, язву и ноющие суставы — Мэйсон понимал Джайлза Хортона. Девчонка, конечно, была что надо. Ничего удивительного, что он так яростно настаивал на том, чтобы её немедленно вернули ему в Турцию. Сколько угодно Хортон мог обосновывать это тем, что она была ключевым специалистом, но Барри от роду была не неделя, он давно научился отличать четкую неподдельную картинку от подсовываемой замыленной линзы. И как друг Джайлза, и как ответственный за успех его операции руководитель, Барри не мог выполнить просьбу. Если что-то стоящее — кроме детей — Мэйсон и смог вынести из многолетнего брака, так это понимание, что женщинам нужно давать время и пространство. Как бы сам Хортон ни знал эту Варгас, — он с точностью едва ли не до часов предсказал, что она появится у дома Блэйков — ему нужно было попридержать коней. Джайлз был из тех, кто никогда не ослаблял хватку, а стискивал челюсти только сильнее, и если в работе это сделало ему добрую славу, то сейчас он рисковал откусить эту девчонку от себя навсегда.