С аппарата, на который указал Краницкий, можно было звонить на любые номера без выдачи своих координат: кабель тянулся в спецкоммутатор где-то на поверхности. На столе дежурного было два телефона: «красный» и «чёрный», называемых так по их цвету. Красный – для связи с несколькими головными подразделениями армии, специальных служб и министерств, с Федеральным информационным центром МЧС, с несколькими десятками пунктов управления стратегического назначения, чёрный – резерв старшего дежурного персонала объекта. Между постами общались по селектору.
Калинин скользнул взглядом по мониторам, потом встал и подошёл к посту начальника режима.
– Только кратко, Денис Михайлович. Могу дать минуту, уложишься? – произнёс Краницкий и подвинулся вместе с креслом. – Вот, бери трубку, набирай номер. Город могут бомбить, ты скажи своим, где потом будете разыскивать друг друга.
Подполковник набрал номер супруги. Она ответила на вызов почти сразу – видимо, ждала. Но секунды две-три слышались гудки машин, крики, вой сирен, неразборчивая речь диктора системы ГО.
– Верунчик!
– Денис?! Наконец-то! Денис, ты как? Денис, мы не знаем, что делать! Что происходит?
– Вера! Вера, постой, дай сказать. Война, Вера, это война! На нас напали! На нас уже запущены ракеты. Бери детей и бегите к метро! Если не знаешь, где бомбоубежище, то бегите в метро! Лучше – на машине. Скорее!
– Ой, ой… господи, значит, и вправду?..
– Верунчик, ищите безопасное место! На машине или бегом, но в здании не оставайтесь. Только в подвале! В подвале дома только!
– Ой, да мы уже на улице! Тут на машине не проедешь. Народ бросает машины! Здесь все бегут! Денис, ты нам нужен здесь! Мне страшно. Тут паника!
– Вера! Вера, слушай меня. У меня времени только минута. Бегите к метро. Через пятнадцать минут будет поздно! Вы должны успеть! Беги, милая. И везде оставляй для меня записки, с адресом, где вас найти. Скоро, наверно, телефонной связи не будет. Где будете, там ищи дежурного, или коменданта, или ещё кого-то старшего и оставляй записку, где вас искать. Я буду делать то же.
– Денис! Денис, мы бежим в метро. Мамочки, там давка, наверное! Здесь страшно что творится!
– Дай трубку Мишке. Я ему хочу сказать что-то, дай Мишке трубку!
Краницкий посмотрел на часы, поднял глаза на Калинина. Тот предпочёл не замечать этого взгляда, отвернулся.
– Пап! – услышал Калинин через три секунды голос сына, а где-то рядом с ним слышен был плач дочурки и просьбы младшего сына, Артёмки, дать и ему поговорить с отцом. – Пап, мы тут, мы с мамой.
– Мишка! Миша… Мишаня, ты помоги маме. Смотри за младшими, держитесь вместе. Помогай и будьте вместе, понял?
– Понял, пап.
– Миша, ты старший, смотри за маленькими, помогай маме. Я, как только смогу, приеду к вам. Держитесь вместе. Всё! Будь мужиком, Мишка! Теперь передай трубку маме.
– Да, Денис, я слушаю, – через секунду вновь звучал голос супруги в трубке.
– Милая, держитесь там. И попробуй позже уехать к нам на дачу или к кому-то из наших, в деревню. Слышишь? Уезжайте из города.
– Артём! Артём, держись за меня! Миша, держи лучше брата и за меня держись! – был слышен нервный крик жены на фоне выкриков других людей. – Ой, Денис, так плохо, что ты не с нами!
– Ты слышала? Ты слышала меня? На дачу или в деревню уезжайте!
– Да! Да, слышала. Денис, мне надо держать детей, я не могу говорить. Здесь столько людей! И все толкаются. Денис, я целую тебя, Динька. Мы любим тебя. Поскорее возвращайся! Всё… ой! Мамочки! Артёмка, тебя ударили?
– Вера!
– Денис, ой… Денис, всё. Тяжело бежать! До метро уже недалеко. Мы будем ждать…
Голос в трубке отдалился.
– Вера!
Пошёл длинный гудок. Калинин медленно положил трубку на аппарат.
– Три минуты, Денис Михайлович, – заметил Краницкий. – Я, конечно, всё понимаю…
– Извините.
Калинин, растерянно глядя перед собой, сделал два шага назад, затем нерешительно двинулся к своему рабочему месту. Он всё никак не мог отвлечься от того, что сейчас слышал: голоса напуганной жены, едва не сорвавшейся в плач, людских криков, ругани, гудков машин, воя сирен…
Мацкевич, не сводивший глаз с Калинина, пока тот говорил по телефону, кинулся к посту Краницкого. Калинин же думал о том, что надо бы позвонить и родителям. И сестре. Они живут севернее Москвы. Но теперь уже поздно.