Операция «Престол»

— Много лет тому назад, — сказал он, — меня очень крупно подставил один человек. Ответить я не смог, поскольку у меня не было доказательств, но подлости не забыл. Звали этого человека Валет, и мне бы очень хотелось узнать о том, как вы с ним покончили…

Алексей отложил книгу и внимательно взглянул на Бура.

Да, лепить, что называется, горбатого этому бродяге было бессмысленно.

Впрочем, он ничем не рисковал, рассказав ему правду, поскольку в НКВД он не пошел бы.

А если бы и пошел, то ничего нового там не сказал бы.

— Давай, Граф! — улыбнулся Бур. — Не тушуйся!

— Эта история, начал Алексей свой рассказ, — началась в начале сорок первого года в Астраханской колонии…

Чем больше говорил Алексей, тем больше Бур убеждался, что этот человек на самом деле тот самый уже достаточно известный в криминальных кругах Граф, за которого он себя выдает.

И ничего удивительно в этом не было, поскольку Алексей сыпал такими подробностями и деталями своего общения с Хромом, Цыганом и Крестом, что никаких сомнений не оставалось.

Даже хорошо подготовленный «цветной» не мог знать о них даже при всем своем желании.

— А что стало с Нинон? — спросил Бур, когда Алексей закончил свой рассказ.

— Не знаю, — покачал головой Алексей. — Когда я после встречи с Валетом пришел к Цыгану, ее дома не было. Не видел я ее и потом. Судя по всему, Валет убрал ее по каким-то неизвестным нам причинам. А ты почему спрашиваешь? Ты знал ее?

— Да, Леша, — кивнул тот, — когда-то она была моей женщиной…

Они проговорили еще часа три, и Бур ни разу не задал Алексею ни одного каверзного вопроса, раз и навсегда признав в нем «своего».

А когда на следующее утро его вызвали якобы на допрос, он, крепко пожимая руку Алексею, негромко сказал:

— Если выйдешь и понадобиться помощь, приходи по этому адресу… Запомнил?

— Да…

— И будь осторожнее, тебя пасут…

— Спасибо! — слегка обнял уголовника Алексей.

Бур кивнул и направился к выходу.

Ничего странного в его поведении не было.

Как уже говорилось выше, он держал Алексея за «своего», а значит, был обязан помогать ему.

Не удивился Алексей и своему скорому освобождению, последовавшему на следующий день.

Все тот же японский следователь, неимоверно каверкуя русский язык, равнодушно сообщил ему, что следствие установило истинную причину смерти госпожи Касатской, и он может быть свободен…

Через час Алексей вышел из тюрьмы.

На противоположной стороне улице его ждал с машиной Преклонский.

Алексей подошел к нему и, не замечая протянутой руки, холодно поздоровался.

— Я рад, — сказал Преклонский, — что все кончилось. Я тебя подвезу…

— Не надо, ответил Алексей, — я хочу пройтись…

— Ладно, — догадываясь о настроении своего, как он теперь понимал, уже бывшего товарища, кивнул Преклонский. — Завтра в три часа нас ждет Родзаевский, и если ты хочешь, я могу…

— Не стоит беспокоиться, — все так холодно ответил Алексей. — Я буду вовремя…

Он медленно пошел по улице.

Через несколько мгновений его обогнала машина, и сидевший в ней Преклонский приветственно махнул ему рукой.

Алексей не ответил.

Он отправился на кладбище.

Сидя на небольшой скамеечке, он долго смотрел в ставшее ему дорогим лицо.

И только сейчас он по-настоящему понял, что должна была испытывать Наташа, оставшаяся совершенно одна.

Тоску, боль и печаль…

Тоску о потерянной ею навсегда России, боль из-за своей ненужности в этом совершенно чужом для нее мире и печаль по тому несбывшемуся, о котором они когда-то вместе мечтали на берегу Тихого Дона.

Алексей даже не думал сейчас над извечным русским вопросом «кто виноват».

Он думал о том, какой же должна была быть жизнь этой женщины, если смерть являлась для нее освобождением.

Ему было настолько грустно, что он, дабы не осквернять светлую память о Наташе, не хотел думать ни о фашистах, ни контрразведке, ни о связанном с нею Преклонским.

Знал он и то, что эта память, что бы там не произошло на самом деле, навсегда останется для него светлой, и он всегда будет переживать гибель Наташи как потерю близкого ему человека.

Поклонившись ставшей для него родной могиле, Алексей зашел в церковь и заказал заупокойную службу по рабе Божией Наталье.

А потом долго стоял у распятия и смотрел на распятого Христа, словно надеясь у него найти ответы на те вопросы, на которые не могла ответить жизнь…

Ровно в три часа Алексей вошел в кабинет Родзаевского.

Тот вышел из-за стола и крепко пожал ему руку.

— Примите мои соболезнования, Алексей…

— Благодарю вас, Константин Владимирович, — слегка кивнул головой Алексей и вопросительно посмотрел Родзаевскому в глаза.

— Через несколько дней, — перешел к делу тот, — наша делегация отправляется в Париж, где состоится собрание наиболее видных представителей эмиграции. Вы включены в состав делагции, и мы очень надеемся на то, что вы сумеете заинтересовать немцев вашими предложениями о создании подпольной монрахической организации в России. Что касается нас, то мы примем, если вам, конечно, это удастся, любую форму сотрудничества с вашей организацией…

— Благодарю за доверие, Константин Владимирович! — ответил Алексей.

— Ну, тогда с Богом! — слегка обнял Алексея Радзиевский.