Операция «Слепой Туман»

Минут через пять в рубку вошел подтянутый и свежевыбритый старший лейтенант Рагуленко, и только покрасневшие глаза с густыми тенями под ними показывали, в каком напряжении он находился все последние сутки, как, впрочем, и все остальные офицеры.

– Здравия желаю товарищ капитан первого ранга, вызывали?

– Товарищ старший лейтенант, для вас и ваших ребят есть работа, причем непыльная и по специальности. Через час с небольшим мы должны перехватить неизвестный, скорее всего, пассажирский пароход. Ваша задача – высадиться на борт, провести досмотр и убедить капитана следовать за нами. Объясните ему, что его кораблю ничего не угрожает, просто он будет принимать к себе на борт команды потопленных нами судов, перевозящих контрабанду. В конце рейда мы его отпустим. Вам все понятно?

– Высадка на борт в ночное время – не хило, однако, товарищ капитан первого ранга. Но если так надо, сделаем – и высадимся, и убедим… Разрешите идти готовиться?

– Идите, товарищ старший лейтенант, за десять минут до начала операции вас известят.

– Ну, вот и все, Александр Васильевич, – обратился Карпенко к своему штурману, когда старший лейтенант вышел, – началось. Так что давайте перехватим эту цель, а сразу после перехвата повернем на запад. С учетом этого необходимо еще раз просчитать маршрут по этапам и расставить контрольные точки. Не забывайте – четырнадцатого утром надо быть у Порт-Артура.

* * *

Тогда же и там же

Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года.

Ложась спать, я все думала над словами Лейлы. Эта чудачка, обычно с головой углубленная в свои формулы и расчеты, сегодня весьма удивила меня своими рассуждениями. Кроме того, что ее блестящий и выразительный монолог заставил меня задуматься, он еще и привел меня в чувство. Все-таки моя реакция на произошедшее больше приличествовала бы старой тетке с закоснелым разумом, чем прогрессивному исследователю. Видимо, это из-за возраста… Я неумолимо старею. И с этим ничего не поделать. Остается только смириться. Какой же это пустяк по сравнению с другой необходимостью – смириться с тем, что обратного пути нет. Мы никогда не вернемся домой…

Что ж, у меня достаточно крепкие нервы, и мне, пожалуй, больше не понадобится валерьянка. Буду брать пример с Лейлы. Собственно, если хорошо подумать, то о чем мне сожалеть? Что такого важного я утратила, без чего моя жизнь не может быть полноценной? Да, собственно, ничего. В том мире у меня остались лишь несколько родственников, с которыми мы не были особо близки, ну и пара приятельниц. Собственно, все женщины в нашей группе не были обременены семьей и обязательствами – как-то так удачно получилось. Катя – та вообще убежденная холостячка, мужененавистница, насколько я могу судить по тем проявлениям ее эмоций, которые мне крайне редко приходится наблюдать. Ей бы следовало родиться улиткой, этой Малеевой. Жила бы внутри своей раковины, лишь изредка высовывая нос для того, чтобы убедиться, что в мире ничего не изменилось и идет своим чередом.

Хотя такая встряска не могла не оказать влияния и на нее – и об этом красноречиво свидетельствовала громкость того звука, который она издала в тот момент, когда били Позникова. Возможно, она еще проявит себя с неожиданной стороны – наша серая мышка Катя…

А Позников… Честно сказать, не ожидала от него ничего подобного. Какая экспрессия, какой накал эмоций! Кто бы мог подумать… Я-то всегда считала его уравновешенным человеком; для меня он был надежным, ответственным коллегой, дисциплинированным работником и отличным специалистом в своей области. Это происшествие открыло его личность с другой стороны, о которой я даже не подозревала. И мне стало по-бабьи жаль его, когда он, окровавленный, со стонами валялся у ног морпехов, которые смотрели на него с такой ненавистью, что, казалось, сейчас сам воздух воспламенится.

Конечно, Виктор Никонович мерзавец. С этим я не спорю. Он получил по заслугам. В такой ситуации, как у нас, устраивать подобные эксцессы, вываливая наружу свои идущие вразрез с общепринятыми рассуждения, конечно же, было верхом безрассудства и… даже, я бы сказала, полным идиотизмом. Может быть, это был просто всплеск эмоций, который он не смог удержать, но эта вспышка безвозвратно настроила против него всех – и теперь Позникова ожидала участь изгоя; и это в лучшем случае, так как вообще-то ему вынесли смертный приговор. Кстати, я вздохнула с большим облегчением, когда этот приговор решили отсрочить. Я бы не перенесла, если б на моих глазах убили моего коллегу (каким бы он ни был негодяем) – я бы точно или сошла бы с ума, или получила сердечный приступ. Я вообще против всякого насилия! Но понимаю, что иногда без него не обойтись.