Операция «Слепой Туман»

И я от души желаю, чтобы Виктор Никонович одумался. Хоть я и далека от политики, а все же нахожу его взгляды неправильными. Это с какой стати мы должны плыть в Америку? Я целиком поддерживаю намерение наших офицеров вмешаться в русско-японскую войну с целью помочь России одержать победу. Да, меня воспитали патриоткой, а его… Наверное, во всем виноваты его родители. Я помню подобные американолюбивые настроения среди некоторых своих знакомых в позднесоветский период…

Но тот парень сказал ему правильно — что Родина, как и мать, одна. И я думаю, что долг любого гражданина — по своей возможности способствовать тому, чтобы эта Родина стала лучше, а не бежать при удобном случае к чужой кормушке. В конце концов, не все меряется на деньги…

А вообще надо бы поговорить с Позниковым. Вразумить его. Очень не хочу, чтобы пролилась кровь кого-то из своих… Может быть, он просто дурачок, которому замылили мозги. Может быть, он несчастен в личной жизни, и потому озлоблен на весь мир… Знаю, что некудышный из меня психолог, но попытаться стоит.

И вдруг как-то отчетливо мне вспомнилось кое-что, связанное с Позниковым… Это было года два назад. Как-то с кем-то в разговоре я обмолвилась, что были раньше такие конфеты, «Школьные», и что я их очень любила, а сейчас в продаже что-то не попадаются. Так он где-то нашел эти конфеты… И купил для меня целый килограмм. Довольный, он протянул мне пакет, и очки его при этом радостно блестели, а на губах играла застенчивая улыбка, и отчего-то его уши при этом горели. Я тогда подумала, что это просто галантность, а вот сейчас вдруг дошло, что он так ухаживал за мной! Боже мой… И несколько раз он выходил с работы вместе со мной, неловко пытаясь завести разговор, но я, отделавшись вежливыми фразами, садилась на маршрутку и уезжала… Мне и в голову не приходило, что я ему нравлюсь — ну, как женщина. Он был так неуверен в себе… Я вообще не воспринимала его как мужчину.

Эти мысли настолько взбудоражили меня, что я вскочила с постели и принялась ходить по комнате. И очень неприятное чувство скреблось где-то в душе. Я ругала себя. Это ж надо было — не заметить мужских ухаживаний! До чего же ты докатилась, Алла… Неужели за ухаживания ты принимаешь похабные улыбочки и сальные взгляды, откровенные намеки и шлепки по попе? Именно так поступал этот мачо Валиев, выражая свой мужской интерес.

Раздражение против бывшего любовника поднималось в моей душе, и не имело значения то, что ныне он съехал с катушек и является полностью недееспособным — во всех смыслах. И как я могла? Зачем?

Тяжкие сожаления грызли меня тысячей маленьких зубастых существ. А если бы я ответила на ухаживания Позникова? Он, конечно, так себе, плюгавый мужчинка, и тоже моложе меня, но кто знает — может быть, тогда его сердце не ожесточилось бы настолько. Да необязательно даже было отвечать на его чувства — достаточно было бы просто отнестись к нему по-человечески, а не так холодно и безразлично, как мое поведение, должно быть, выглядело в его глазах.

Надо непременно с ним встретиться и поговорить. Вернуть ему очки — ого, судя по толщине стекол, он без них слепой, как сова. Одно стекло треснуло напополам, но обе половинки, к счастью, достаточно плотно сидят в оправе… Подклею и отдам. Ну и постараюсь направить его энергию в мирное русло… Должен же он понимать, что его поведение выглядит даже не преступно, а просто смешно. Будь моя воля — я бы каждое утро выставляла его как петуха на жердочке, чтобы он кукарекал свои либеральные мантры. Когда пройдет первое озлобление, над ним начнут просто смеяться, и этот смех должен будет подсказать ему, насколько глупо он выглядит в глазах людей…

* * *

1 марта 1904 года. 22:45 по местному времени. Тихий океан, 38 гр. СШ, 158 гр. ВД.

БПК «Адмирал Трибуц»

старший лейтенант Морской пехоты Сергей Рагуленко (Слон).

В ночной тьме ярко освещенные надстройки пассажирского парохода были видны издалека. Наш же «Трибуц» крался во тьме подобно воину краснокожих. Ну, конечно, слово «крался» — это легкое преувеличение для корабля, развивающего двадцать пять узлов. Просто капитан первого ранга Карпенко приказал задействовать режим жесточайшей внешней светомаскировки. Особой необходимости в этом нет, поскольку догнать любую местную посудину мы способны и так, но лучше не устраивать долгих гонок — надо беречь ресурс механизмов.

Командир «Трибуца», старший штурман и я стоим на левом крыле мостика. Внизу, возле катера, уже собирается весь мой взвод. Яркий, бело-голубой луч прожектора внезапно уперся в невысокую надстройку парохода, скользнул по мостику и прошелся вдоль борта. Наверное, сейчас в его рубке вахтенный офицер трет кулаком внезапно ослепшие глаза. Одновременно на нашем корабле зажглось дежурное освещение. На пароходе должны были четко видеть нарисованный на вертолетном ангаре андреевский флаг.