Опережая некролог

Это с живыми героями. С умершими – еще хуже. «Грифы-патологоанатомы» кромсают тело погибшего льва, безнаказанно и, естественно, безответно внедряясь в великий организм. С ухмылкой, благородным гневом, пошлым сарказмом они «препарируют» плоть и суть ушедших. Если попадается гений, то это вообще лакомый кусок.

При этом расхожее «о мертвых либо хорошо, либо ничего» – тоже сомнительно. Если «ничего», то подразумевается, что ушедший был либо ничем, либо дерьмом. Предположим, что так. Но… Валентин Катаев. «Святой колодец» и «Алмазный мой венец». Как относиться к желчным, но, видимо, все-таки документально-правдивым зарисовкам, за которые он попал в завистливые злопыхатели и антисемиты? Или Юрий Нагибин с убийственными портретами коллег и жен?

Помимо бесконечных ток-шоу ежедневно на экраны выходят сериалы, сделанные по одним и тем же лекалам. В них мелькают одни и те же типажи – актеры, обладающие средним талантом и до боли похожие друг на друга. При сегодняшнем конвейере во всех сферах жизни такое понятие, как штучность, просто утрачено. За появлением чего-то штучного следует грозная резолюция: «Нерентабельно». И если вдруг на ленте конвейера возникает яркая индивидуальность, то сразу настораживаешься: уж не брак ли выпустили?

Мы забыли, что такое настоящая мелодия. Когда-то страна держалась на паранойе главного правителя, утопала в репрессиях, но мелодия звучала. Сейчас параноиков, слава богу, нет, но и мелодии ушли.

Правда, телевидение – уже не главное СМИ. Главное СМИ – Сексуально-матерный Интернет. Но с матом борются. В стране, где все в норме, проблема ненормативной лексики выходит на первый план. Очень хочется послать ханжей по направлению, с которым они борются. Куда деть матерные эпиграммы Пушкина, «Луку Мудищева», Баркова? Если подсуетиться, можно собрать большую библиотеку матерной классики. Нашей матерщиной пользуется в экстренных случаях весь мир. Она – национальное достояние, наш золотой запас. Потому что, когда посылают к черту, то это не адрес, это очень близко и мягко. В спектакле Театра сатиры «Где мы?∞!..» молодой телеведущий, которого играет Саша Олешко, в полемическом задоре спрашивает старого клоуна, которого играю я: «Чем занималось ваше поколение?» Тот, подумав, честно отвечает: «Херней!» Если бы он сказал «фигней», это было бы детским садом и – главное – враньем. Ужас как раз в том, что занимались мы именно херней.

Подобные кампании уже были. Начальник советского телевидения Сергей Лапин не разрешал никакой растительности на лицах в кадре. Несчастные ведущие и комментаторы, вне зависимости от пола, сбривали бороды и усы и все, что где-нибудь росло. Во время антиалкогольной кампании из классических кинокартин вырезали все емкости, в которых могло быть налито что-нибудь спиртосодержащее, включая кефир. Сегодня на сцене нельзя курить, даже электронные сигареты. В спектакле «Орнифль» я курил сигару. Мне сказали: «Нельзя». Я сослался на автора пьесы Жана Ануя, чей герой не вынимает изо рта сигару. И вышел с сигарой на сцену. На следующий день к театру подъехали четыре пожарные машины начальников. Чуть ли не со шлангами начальники бросились в здание. Дирекции – огромный штраф. Еле отбились.

Интернет для меня загадка. Наверное, из-за той же старости. А с гуглом – вообще катастрофа. Само звучание слова «гугл» ассоциируется у меня только с ГУЛАГом или ГУМом. Я прошу правнучку узнать у гугла, что, где, почем. Правнучка вздыхает и помогает.

Завернув подагру в плед,Влез тихонько в Интернет.Там средь срани и побед

Мой язвительный портрет.

Я постоянно наблюдаю двухлетних детей, которых не видно за гаджетами, но они уже играют на них в бесконечные войны. Мне становится страшно. Не оттого, что они плохие дети, а оттого, как они растут. Если бы кто-то написал пьесу «Гадкий гаджет», я тут же бросился бы ее ставить.

Сегодня время технического скачка, дикого ускорения – от телефона с диском до смартфона. Человек совершил немыслимое. Куда это его приведет?

Мечты о Луне – от тупика на Земле. Инопланетяне раньше прилетали и смотрели на нас, а сейчас камни бросают. Причем бросают точечно. Ждут, может, опомнится Земля. Она накалилась, без сомнения. Нострадамус предсказал, что тогда-то случится конец света, но обошлось. Сейчас же, мне кажется, апокалипсис уже случился. Недаром мелкие гейзеры и крупные вулканы, спавшие столетиями, проснулись. Но лучше погибнуть при апокалипсисе, чем индивидуально.

Несколько лет назад, 4 ноября, мне давали какую-то очередную награду. Что-то великое великому от великих. Это удачно совпало с Днем народного единства, празднованием в честь Казанской иконы Божией Матери и 100-летием Великого Октября. И пели «Широка страна моя родная…». Все это – на полном серьезе в одной куче.

Спонтанно-сентиментальный Брежнев, завешанный до колен орденами, воспринимается сегодня как карикатура. А мои залежи статуэток на дачных антресолях – не анекдот для следующих поколений?