Опережая некролог

Возникновение эмоций непредсказуемо. Глобальное потепление, цунами, остатки каннибализма в Африке, уход близких и великих мы стойко, стиснув зубы, переносим, чтобы не раскиснуть и не расплакаться. Но иногда… Как-то, в середине января, на Гоголевском бульваре, застряв навсегда в пробке, я тупо наблюдал, как сквозь апофеоз новогодней фанерно-гирляндной безвкусицы падал жидко-липкий снег и счастливое население, утопая по колено в грязи, судорожно стремилось поскорее укрыться в одной из открывающихся каждый день новых станций столичного метрополитена. Вдруг я увидел, как, лихо маневрируя между глухо стоящими «лексусами», мальчишка на велосипеде в мотоциклетном шлеме с огромным ящиком пиццы за плечами, умело пробивается к перекрестку. Вот, думаю, единственное реальное транспортное средство XXI века. Но в это время, как назло, велик проскальзывает, «наездник» падает в жижу, сундук раскрывается и гигантская лепешка-пицца шлепается на асфальт. Дальше картина, достойная кисти художника Нестерова: наш Маленький Мук сидит на бордюре и тряпочкой подробно вытирает пиццу. Я, пребывая в ситуации персонажей рассказа Хулио Кортасара «Южное шоссе», попавших в огромную многодневную пробку недалеко от Парижа и вынужденных создать на шоссе почти государство, смотрю на эту процедуру и начинаю фантазировать. Представляю, как где-то, в чудом сохранившейся хрущевке, мать этого Маленького Мука, отдавшая последние сбережения на долевое строительство и мечтающая о скачке материнского капитала на фоне стоящих по всей стране продуваемых ветром скелетов квартирных надежд, ждет своего ребенка. Нафантазировал, и неожиданно возник комок в горле. Нет, думаю, надо как-то мстить. Продолжаю фантазировать и представляю, что в особняке на Остоженке два плотных лысых ублюдка – хозяева той самой строительной компании, где накрылись последние крохи мамы Маленького Мука, – сосут охлажденный мартини и ждут заказанную пиццу, злобно выговаривая прислуге за то, что еда опаздывает. Когда я представляю, как наконец долгожданная пицца торжественно возникает на полированном столике и хозяева жадно и смачно вгрызаются в асфальтовую пыль, я немного успокаиваюсь. Хоть какая-то, пусть символическая, месть за пресловутую социальную несправедливость.

«После нас хоть потоп» – эгоцентрическая утешительность, если не имеешь взвода внуков и правнуков. Эгоцентризм в тщеславии, валюте, гектарах. Пустыня нравственности и усредненность морали – узаконенно спиз…ить, наворовать на максимальный прожиточный минимум. Мораль – самая дорогая проститутка любой цивилизации, к тому же еще и хамка. Мы строим капитализм с социалистическим лицом.

Придумка относительно подачи каждый год декларации о доходах – двоякая двусмысленность, я бы сказал. С одной стороны, все скрывают доходы. С другой стороны, оказаться на всеобщем обозрении нищим – тоже неприятно. Надо найти какую-то середину: понять, что является признаком благополучия, но в то же время не является признаком оголтелого воровства. У меня, например, 13 соток от поместья дедушки супруги, флигель, перестроенный из бывшей бани, машина-фургон «мицубиси» стоимостью 1 миллион рублей, вечная квартира 69 квадратных метров и еще какая-то мелочь. Стыдоба.

Но вообще к сравнительной шкале успеха надо относиться очень осторожно. Много лет назад, кажется, в газете «СПИД-Инфо» вдруг на развороте рядом с фотографией милых дам в белых халатах и портретом Олега Газманова без халата был анонс открытия банка спермы, в котором совершенно обоснованно предлагалось дамам, по каким-то причинам не имеющим возможности забеременеть, анонимно, но при этом гарантированно зачать за определенную сумму от той или иной знаменитости. Через некоторое время выяснилось, что идея вызвала огромный отклик у женщин, жаждущих качественных наследников. В одном из следующих номеров опубликовали список первых десяти фамилий в рейтинге запроса. Я был на 9-м месте. Дома мне устроили разнос: до чего я докатился и чем занимаюсь. На все мои оправдания, что я не имею к этому никакого отношения, ответ был один: «Позор». Когда первая волна негодования Наталии Николаевны схлынула, она уже более спокойно, но все равно с претензией спросила: «А почему ты только на девятом месте?»