Каждые минут 15–20 Александру приходилось сбрасывать скорость, выключать фары, и, на мигающей аварийке, медленно подъезжать к блокпосту.
На блокпостах стояли чумазые, кое-как одетые ополченцы.
Александр точным щелчком включал освещение в салоне.
Ополченцы склонялись к заранее открытому окну и вглядывались в пассажиров.
Вострицкий смотрел на ополченцев.
От ополченцев пахло дымом, они грелись у костров и питались с костра. Чем-то они напоминали монахов, вышедших на рыбный лов и узревших столько чудес, что перестали им удивляться.
Александр предъявлял удостоверение депутата новоросского парламента.
У Вострицкого брали паспорт, почти каждый раз с уважением переспрашивали: “Русский?” – и удовлетворённо возвращали документ, порой даже не листая.
– Тут русских любят, и очень ждут, – пояснил Александр. – В каждом заезжающем с хорошим чувством подозревают гэбиста или ещё какого спеца, который теперь-то уж точно всё поправит.
Вострицкий втайне именно так себя и чувствовал: приехавшим всё поправить.
Совсем стемнело; Александр сказал, что дорога будет длинной, потому что линия фронта проходила где в пяти, где в семи километрах от трассы, а где – чуть больше, чем в километре, – поэтому часто приходилось петлять; к тому же, если ехать по прямой, то дорога вообще выведет на Дебальцево – а в Дебальцево стоит в полукольце ВСУ.
С темнотой на дороге начали попадаться всякие домашние зверьки – в основном кошки. Александру приходилось то и дело притормаживать.
Один кот застыл, ослеплённый фарами, и пришлось его объезжать.
Другой представитель кошачьих, оглядываясь на ходу округлившимися от ужаса глазами, несся вперёд, не сворачивая, пока машина не остановилась вовсе, – лишь тогда зверь ушёл на обочину, и разом пропал из вида. Когда машина тронулась и набрала скорость, Вострицкий успел заметить сидящую на траве собаку, смотрящую пронзительным человеческим взглядом.
В другой раз он был безусловно уверен, что видел у обочины ставшего на задние лапы грызуна: хомяка, или кого-то наподобие.
– Много контуженных… – сказал Александр.
– Что? – не понял Вострицкий.
– Много контуженных собак, кошек, – повторил Александр. – Не слышат ничего. Оглохшие.
Вострицкий махнул головой.
– И всякий раз, когда останавливаемся, чтоб не сбить, в нас вроде как проще попасть. Хотя… – Александр помолчал. – Машину подстрелить и ребёнок сможет.
Ещё через минуту Александр вдруг добавил:
– Они и есть дети. В детстве, помнишь, зверей мучали: лягушек, ящериц. И на ум не приходило, что им больно. И эти такие же. Хотя с чего я говорю “эти”. Я ж сам украинец такой же… Сейчас ещё один блокпост будет.
На блокпосту хмурый худощавый мужик далеко за сорок озабоченно сказал – будто и не Александру, а сам себе:
– Навстречу, нам передали, идёт вооружённая колонна.
– Чья? – спросил Александр.
– Не наша, – ответил ополченец.
Чуть пригнувшись, он вгляделся в лицо Вострицкого, уже подававшего паспорт.
– Русский? – спросил ополченец.
– Да, – ответил Вострицкий.
Ополченец не взял паспорт, но сделав перечеркивающее движение рукой, отошёл в сторону – и пропал в темноте.
Александр тут же включил скорость и двинулся вперёд.
Они даже не стали обсуждать: стоит им ехать дальше или переждать.
Вострицкий с ленцой подумал, что они безобразно легкомысленны, но на том и остановился в своих размышлениях.
С голодными и уставшими людьми так часто бывает: к чему стоять на месте, мёрзнуть и тосковать в машине, думают они, – если можно добраться к дому, выпить чая, сделав себе бутерброд с мягкой булкой и сытным куском колбасы, и лечь спать в тепле, под одеялом.
На дороге, наконец, перестало попадаться зверьё. Видимо, большие селения остались позади, и досюда звери не добирались.
Непринуждённо болтая, двое в машине катили дальше.
Местами дорога становилась совсем плохой, и приходилось еле ехать, с кочки на кочку; потом снова всё пошло на лад, и Александр вёл мягко, лишь изредка объезжая что-то видное ему и невидное Вострицкому, который попросил разрешения курить – и курил. Затягиваясь, он внимательно следил, чтоб пепел не упал раньше срока и бережно доносил сигарету к приоткрытому окну.
– Самое неприятное в такое время – колесо пробить. С запаской в ночи ковыряться. Лучше не надо бы, – поделился Александр.
Спустя полчаса, на следующем блокпосту, к ним навстречу вышли сразу трое бойцов, причём один держал автомат наготове, направив ствол чуть выше крыши автомашины.
– Свои, свои, – добродушно выкрикнул в окно Александр, подкатываясь к стоявшему ближе всех ополченцу и одновременно включая освещение в салоне.
Вострицкий засмотрелся на кнопку аварийки, вспыхивающую красным.
Ему хотелось спать.
Он был очень доволен сегодняшним днём, и не желал никакого продолжения, а только сна.
– Вы откуда такие? – спросил ополченец. Он был бородат и удивлён.
– С “нуля” катимся. Гостя с России везу, – Александр в который уже раз показал в раскрытом виде свои документы. – Парламент Новороссии.
– Там колонна ВСУ дорогу переходила, – сказал ополченец, не глядя на документ. – Вы не столкнулись с ней? Пять километров отсюда.
– Нет, – ответил Александр беззаботно.