Опосредованно

У нее был снимок Никиты, который сестра кинула ей как-то во время переписки в WhatsApp, Лена хранила его в альбоме неизвестно для чего, будто подпитывая свою нелюбовь к женщине – полной, темноволосой, возможно, сбривавшей темные усики, к мужчине, потяжелевшему в новом браке под стать жене, к этому ребенку с удивленным взглядом и приоткрытым ртом. Лена одна, похоже, замечала, что эта кукольность Никиты уродлива, но не при первом взгляде, а просто если прикинуть, что это стало бы за личико, будь нос, рот, глаза чуть крупнее или чуть меньше. Никита был почти уродлив, буквально самая малость отделяла его от уродства, и это подпитывало Ленино злорадство. Его челка была острижена над самыми бровями, ровно, как по линейке, это придавало всему лицу что-то простодушное, невинное и совершенно тупое. Когда кто-нибудь из девочек говорил, что Никита похож на щенка золотистого ретривера, Лена одобрительно смеялась. Однажды, взглянув на его фотографию, она подумала: «…баный пастушок, что же ты натворил». Почему именно «пастушок», она не понимала. Лена потом пыталась оправдать эту абсолютно дикую мысль тем, что вставилась нисходящим скаламом, но это был тот как раз случай, когда ничем нельзя было оправдаться, можно было только констатировать, что она уже двинулась на почве ненависти, зашла настолько далеко, что стоило бы остановиться. Ей как-то пришла в голову мысль, что ненависть эта большей частью из-за ощущения, что имя Никиты украли у нее, как если бы назвали мальчика Михаилом, и тут же она подумала: «Да ну, глупость какая. Ну просто назвали и назвали».

Не существуй Никита, насколько все проще было бы. А так получалось, что даже если бы Владимир вернулся, то все равно его визиты к сыну или сына к нему пускай и не портили бы все окончательно, а все же. Эта возможная двойная тень Марии и Никиты на ее семье совсем Лену не радовала.

«Ты бы лучше спросил, как там рука у Веры, – упрекнула Лена. – Как она теперь играть будет».

«Пока никак не будет играть, – написал Владимир. – Нефиг было со своим нудистом ездить как попало».

Тут имелась долгая история про знакомство Веры с мальчиком из соседнего дома, которому родители не разрешали сидеть за компьютером больше часа в день, и он прилепился к девочкам, потому что у Лены дома такого ограничения не существовало. Сначала это была дружба совершенно меркантильная, мальчик Женя приходил играть и удалялся, только когда родители буквально выкорчевывали его из чужой квартиры. Что в этой дружбе нашлось для самой Веры, Лена понять не могла. Затем Женя стал не только играть у девочек, но и есть, дома у него была налажена такая интересная система питания, связанная с лунными циклами и потоками праны, что родители то питались мясом, то не питались, то исключали приготовленные продукты, то ели почти всё, поэтому не слишком изобретательная кухня Лены давала ему, казалось, ту стабильность, которую в родительской он найти не мог.

Затем выяснилось, что семья Жени – нудисты. Периодически они пропадали куда-то, а потом появлялись на пороге, светя одинаковыми голубыми глазами из темноты загара. Это Лену впечатлило, но не сильно. Она, конечно, не решилась бы прийти на такой пляж. Не мылась с дочерьми в одной ванне, однако не испытывала неприязни к тем, кто так делал. Все же то, что она вырастила дочерей до почти подросткового или подросткового возраста (она не могла понять, потому что девочки всё казались ей маленькими) и большую часть времени пребывала под кайфом, примиряло ее с некоторыми причудами или альтернативными взглядами на воспитание. Даже пьющая соседка снизу, которая регулярно стреляла у Лены мелочь, обещала отдать потом и никогда не отдавала, не вызывала в Лене недовольства. В конце концов соседка не жаловалась на музыкальные упражнения Веры, а это чего-то да стоило, имело, наверно, некую цену, и хорошо, что от претензий можно было откупиться так дешево. К большинству людей Лена относилась вполне себе благостно. Например, лицо этой вот соседки снизу, несколько искаженное употреблением алкоголя, казалось Лене порой лицом пожилой голливудской дивы, которая слишком увлекалась ботоксом и подтяжками. Когда Вера сказала про загар Жени: «Мама, он весь такой!», Лена даже не стала спрашивать, откуда именно дочь почерпнула эти ценные сведения.